вводили Церковь в большие материальные убытки. Хоть изредка, но случалось, что пасомые, принадлежавшие к известному приходу, недовольные тем, что их священник ведет женатую жизнь, переставали платить Церкви десятину и другие сборы. Церковь, конечно, в таких случаях оскудевала доходами. Но главным образом материальный ущерб Церкви происходил от того, что священники, живущие семейной жизнью (законной или незаконной), без всякого стеснения тратили церковные деньги на свои личные многочисленные потребности. В Лукке, в Чезене каноники однажды потратили все состояние, принадлежащее капитулу, на горничных. Конкубины и жены не довольствовались тем, чтобы их прилично содержали: они желали, чтобы их роскошно одевали и осыпали подарками. Для всего этого деньги заимствовались от Церкви. Один писатель-современник выражался так: «Если любовницы разодеты, то значит Церкви обкрадены, а бедные остались ни с чем». Папа Иоанн XII раздаривал своей любовнице, вдове рыцаря Райнера, многочисленные города, а также золотые кресты и чаши из храма св. ап. Петра. Монахи Фарфасского монастыря из золотых и серебряных окладов и церковных одежд делали украшения для своих возлюбленных. Кроме того, нередко нужно было удовлетворить законную или незаконную тещу, тестя и родню. А содержание детей чего стоило! И на все это тратилась церковная казна. Случалось и то, что какое-либо духовное лицо захватывало в свое владение часть церковных имуществ, а потом передавало их сыну, на правах наследства, хотя бы он был мирянином. Выдача дочерей замуж тоже требовала денег, которые заимствовались из церковных сумм. Основательно говаривал епископ Аттон: «Чтобы удовлетворить всем семейным потребностям, духовные лица должны быть корыстолюбивы, способны к ростовщичеству и воровству, завистливы и наклонны к обману».

Ввиду многочисленных печальных последствий, происходивших от сожития итальянских священников с женщинами, Церковь вступала в борьбу со злоупотреблениями. Так, в апреле 967 г., в Равенне в присутствии императора и папы Иоанна XIII происходил собор, на котором были составлены определения против семейной жизни духовных лиц на Западе. Определения этого собора были приняты, по императорскому распоряжению, в кодекс общегосударственных законов. Но борьба не скоро увенчалась успехом. Дела пошли иначе, когда папский престол стали занимать лица, принадлежавшие к так называемой «партии реформы». Таким прежде всего был папа Лев IX (в XI в.). При нем составилось несколько соборов против сожития пастырей с женщинами, причем непослушные священники были лишаемы своих мест; в Риме преследование коснулось и самих конкубин: они насильственно были помещены в Латеране — с обязательством исполнять обязанности служанок. При папе Александре II победа явно стала клониться на сторону реформы. Григорий VII и Урбан II докончили дело, энергично начатое их предшественниками.

Глава IV. Бытовая сторона духовенства

Не менее других проявлений и бытовая сторона отпечатлевает на себе дух известного времени. Из вышеизложенного мы узнали, что епископы заражены были симонией, что они же и прочие члены клира сожительствовали с женщинами; но это знание состояния духовенства будет неполно, если мы не постараемся собрать сведения о том, как одевались и чем питались духовные лица, какое у них было жилище, как они держали себя, какие у них были наклонности и занятия. Итак, познакомимся с так называемой бытовой стороной итальянского пастырства.

Высшее духовенство в Италии в X и XI вв. представляло собой богатых, знатных и гордых особ, и почти не хотело считать себя служителями духовным нуждам народа. Об этом свидетельствует вообще весь их образ жизни. Если бы у членов высшего духовенства не имелось тонзуры и бритой бороды — обычные признаки духовного сословия на Западе, — то и нельзя было бы признать их за священников; некоторые из рассматриваемых нами лиц желали отделаться и от одежды, усвоенной духовенством, и без церемонии носили одежду мирскую. Последнее явление было, впрочем, исключением. Появилось что-то вроде соперничества между духовными лицами из-за одеяния, причем один хотел превзойти другого роскошью и великолепием. Нижняя одежда делалась из тонкого сукна и облагалась полосами из такой материи, которая считалась лучшей между всеми наилучшими. Если поверх ее надевалась другая одежда, то она делалась из тончайшей ткани или с таким широким разрезом спереди, что и при ней (верхней одежде) можно было видеть и восхищаться мастерством портного, сшившего нижнюю одежду. Нижняя одежда достигала до пят, она застегивалась не иначе, как золотыми пуговицами, обшивка и петли сделаны были тоже из золота, вместо обыкновенной священнической шляпы знатные духовные особы носили венгерские шапки, подбитые мехом; для защиты от солнечных лучей употребляли соломенные шляпы, сделанные по саксонскому образцу. Все иностранное было в большой моде среди духовенства. Из числа мехов пользовались особенным спросом более дорогие и редкие — горностай, куница, лисица. Архиерейская митра изготовлялась из золота и испещрялась драгоценными камнями, кольца (которые архиереи носили в знак воображаемого обручения с Церковью) искрились чрезвычайно крупными жемчугами, архиерейские жезлы, благодаря изобилию дорогих украшений, очень походили на царские скипетры. Башмаки носились с узкими носами, чтобы нога в них не могла поскользнуться. И подобно тому как светские дамы того времени капали себе на зубы благовонными эссенциями (разумеется, для того, чтобы приятно пахло изо рта), то так же пользовались парфюмерией и духовные особы. Таков был внешний облик более знатного духовного лица X и XI вв. Единогласные свидетельства более достоверных современников не оставляют сомнения в том, что картина эта соответствует действительности. Еще в IX в. папа Евгений II вооружался против ненужной роскоши, допускавшейся в платье священнослужителей; а Урбан II (в XI в.) определенно запрещал клирикам пользоваться роскошными одеждами. Даже монахи изучаемой эпохи не оставались равнодушны к прелести роскошного платья. Одежде соответствовало жилище высшего духовенства. Строили горделивые замки и дворцы и разукрашивали их решительно всем, чем возможно. Стены и двери украшались дорогими «панно»; столы, стулья, лавки, подножные скамейки были обиты великолепными коврами. Кровать отличалась такой пышностью, которая превосходила алтари самых великих святых и даже апостолов: она (кровать) была расцвечена золотом, подушки делались из тончайшей материи, везде был дорогой шелк. В целом постель блистала таким разнообразием красок, что сама королевская пурпуровая краска должна была казаться скромной по своей монотонности, в сравнении с изящной пестротой епископского ложа. Великолепны были и столовые принадлежности. Бокалы, чаши, кубки изготовлялись из драгоценных металлов, прекрасного рисунка, замечательно большого объема. Толпа слуг окружала знатную духовную особу. «Одни из них, — по замечанию Дамиани, — почтительно стояли на глазах у своего властелина, пристально смотрели на него, точно сами они были телескопами, выражая ежеминутную готовность исполнить его веления; другие из них постоянно чирикали вокруг него, точно ласточки». За столом слышались веселые разговоры. Здесь речь велась не о святых, не о религии и не о