Шрифт:
Закладка:
Снаружи. У Грейсон Элит? Он никак не мог проникнуть за ворота. Никак. Охранники у нас – бывшие военные и ведут себя так, словно они все еще на фронте.
Я: ДОКАЖИ.
Внизу забегали три маленькие точки, затем загружается фото.
Мои губы мгновенно изгибаются в улыбке.
Бастиан, конечно же, не смог проникнуть внутрь. Он стоит у своей машины, припаркованной перед решетчатыми воротами эвакуационного выезда. Ворота – четыре метра в высоту, и через каждый метр стальной засов. Такие не откроешь с помощью дробовика. Есть калитка, но ключа к ней не подберешь. Как долго он там стоит? Охранники прочесывают территорию по кругу – примерно через девять минут они окажутся там.
БАСТИАН: ИДИ КО МНЕ, БОГАТАЯ ДЕВОЧКА.
Мои внутренности подпрыгивают. Я смотрю на часы. До конца урока осталось двенадцать минут. И четыре минуты до того, как охранники подойдут к нему, поинтересуются, что он тут делает, и тайно просканируют его тело с помощью сверхсекретного программного обеспечения. Все данные будут загружены, и в результате комп составит его досье до седьмого колена.
Прежде чем я осознаю, что делаю, я уже стою с сумкой в руке.
Все головы поворачиваются ко мне, зрачки сужаются, расширяются, глаза недоумевают.
Дам напрягается, собираясь встать, но я едва заметно мотаю головой и иду к двери.
– Мисс Ревено? – окликает профессор.
– Чрезвычайная ситуация.
Моя неоригинальная ложь – это все, что он получает; я оказываюсь в коридоре и несусь к выходу.
Иду по дорожке, замедляя шаг, и вот я у ворот.
Бастиан стоит, прислонившись к пассажирской двери своего авто, скрестив руки на груди.
Заметив меня, он отталкивается и делает шаг к воротам.
– Богатая девочка.
– Бедный мальчик.
Он улыбается и отступает назад.
– Поехали.
– Куда?
Бастиан игнорирует мой вопрос и открывает для меня пассажирскую дверь. Он не смотрит в мою сторону, когда забирается внутрь, – он просто ждет.
Мои глаза инстинктивно обводят пространство – на случай, если это подстава, а я все это время была слепа. Вдруг он пытается проникнуть на территорию, пользуясь моей дуростью? Но ничего такого не замечаю.
У меня есть два часа свободного времени, которые технически начнутся через несколько минут, – перемена. Телефон жужжит в кармане, и я знаю, что это, скорее всего, Дам или мои подруги – хотят спросить, что случилось, и готовы помочь, если надо.
Я снимаю золотой браслет с запястья и подношу к сканеру. Калитка отъезжает, и я проскальзываю в щель.
Сажусь на полотенце, прикрывающее лопнувшую обшивку сиденья, и смотрю на Бастиана.
– Так куда мы едем?
Он перекидывает мои волосы через плечо, не обращая внимания на мой вопрос, и давит на газ.
* * *
МОИ ГЛАЗА ПРИКОВАНЫ К БАСТИАНУ. ПРИЛИПЛИ, КАК МУХА К МЕДУ.
Когда он сказал, что он снаружи, я подумала, что он хочет… Честно говоря, я понятия не имею, чего он хочет.
Все, что я осознала, – это то, что он стоит у ворот и хочет, чтобы я к нему вышла. И, как бы это ни было стремно, я хотела выйти к нему. А вот чего я не хотела, так это чтобы охранники его обнаружили.
Может быть, в глубине души я побаиваюсь, что он не просто случайный парень, которого я случайно встретила в темноте, и что я – уловка, которую он столь изобретательно использует.
Может быть, я не хочу знать, кто он на самом деле и откуда взялся.
А может быть…
То есть не «может быть» – я действительно хочу узнать его получше и именно поэтому не хотела, чтобы его засекли притаившимся возле школы, где учатся детишки сильных мира сего.
В любом случае еще час назад я и представить не могла, что буду сидеть на потертом столике для пикника в парке и наблюдать, как Бастиан сосредоточенно занимается грилем.
Мы почти ни о чем не говорим, кроме нашего обычного подшучивания друг над другом. Рядом со мной лежит фольга и пакет с продуктами, в который он время от времени заглядывает. Когда он поджигает пачку салфеток, бросая их на почти прогоревшие угли, я успеваю подумать, что он, похоже, в этом профи.
Профи в том… чтобы приготовить барбекю.
Ему жарко, он откладывает складной нож, снимает куртку и бросает ее мне. Я едва успеваю ее поймать, и он улыбается.
– Просто хотел убедиться, что ты не пялишься на мою задницу, – говорит он, поворачиваясь обратно к грилю.
Аккуратно кладу потрепанную косуху к себе на колени.
– О, так и есть. Сижу и думаю, откуда ты такой хозяйственный.
– Раньше у нас в приюте было распределение обязанностей, – Бастиан пожимает плечами. – Панки обожают барбекю.
Приют? Он не уточняет, поэтому я не спрашиваю.
– Не могу поверить, что ты прямо сейчас готовишь для меня.
– Не для тебя, – он сверкает улыбкой через плечо, несколько темных прядей падают ему на лоб, и, боже мой, внутри разливается приятное тепло. – Я готовлю для себя, но я поделюсь, – улыбка сменяется сердитым взглядом, как будто он передумывает. – Едой. Я поделюсь едой… Эй! – взгляд его снова устремляется в мою сторону. – Ты что, обыскиваешь меня?
Я смеюсь, осознавая, что мои пальцы бегают по прохладной коже на коленях. Смотрю на вшитую в воротник бирку. Написано тем же идеальным почерком, что и в записке из его бумажника.
– Бишоп.
Наши глаза встречаются, и он хмурится, обдумывая свою оплошность и решая, разозлиться ему на то, что я прочитала его имя, или нет.
В конце концов он кивает, поворачиваясь, чтобы полить мясо соусом прямо из бутылки.
Бастиан Бишоп.
Я оглядываю его.
– Ишь ты, епископ.
Он непонимающе смотрит в мою сторону, но только на мгновение.
– Твоя фамилия, – говорю я ему. – Бишоп значит «епископ». – Я делаю паузу. – Чем ты занимаешься, Бастиан Бишоп?
Такой общий, банальный вопрос. Он примерно моего возраста, так что должен где-то учиться. Я пропустила выпускной год и сразу поступила на программу стипендиатов, сейчас на втором курсе.
– Куратор, – говорит он.
Я закатываю глаза, а потом наблюдаю, как он отрывает кусок фольги, кладет в нее уже готовое и подходит, кивая подбородком, чтобы я подвинулась. Что я и делаю. Он кладет фольгу между нами, в ней куриные ножки, обмазанные соусом. Я никогда еще не ела куриные ножки, но пахнет божественно. Настолько, что я наклоняюсь вперед, чтобы вдохнуть аромат.
– Ну, богатая девочка, – он отрезает кусок складным ножом и подносит прямо на лезвии
