Тельман со вздохом заявила: «Неужели вся работа моего мужа в пользу СССР и коммунизма прошла даром?» – и добавила, что лучше ее сжечь на месте, чем уходить безрезультатно. Затем Тельман сказала, что пять месяцев тому назад она подала заявление на имя Геринга (Герман Геринг был премьер-министром и министром внутренних дел Пруссии. – Б.Х.) об освобождении мужа, но до настоящего времени никакого ответа не имеет. Тельман просила нашего совета, может ли она вновь обратиться к Герингу с заявлением. Я ответил, что это ее частное дело. Тельман, очень огорченная, ушла».

26 ноября 1939 г. Розе Тельман по указанию Молотова была оказана материальная помощь: выдано 2 тыс. рейхсмарок. 8 марта 1940 г. она вновь посетила советское полпредство, о чем Шкварцев на следующий день информировал Москву шифротелеграммой: «8 марта в полпредство явилась Роза Тельман, которая заявила, что месяц тому назад из Швейцарии к ней в Гамбург явилась женщина по фамилии Мут, передавшая Тельман 1 тыс. германских марок. Мут просила письма Тельмана передать туда, где они были не приняты. Тельман ответила, что у нее никаких писем нет».

Резолюция Сталина

19 марта 1940 г. Молотов направил секретарю Сталина Поскребышеву для доклада генсеку немецкий рукописный оригинал и русский перевод письма Тельмана от 5 марта 1940 г., доставленного в советское полпредство в Берлине женой Тельмана.

Ознакомившись с посланием председателя КПГ, ожидавшего «активного вмешательства русских друзей» в дело своего освобождения и рассматривавшего СССР как свою «новую родину», кремлевский вождь наложил резолюцию: «В архив. И. Сталин».

Эти слова сыграли роковую роль в судьбе Тельмана. Сталин не хотел омрачать советско-германскую «дружбу» просьбой к Гитлеру об освобождении руководителя немецких коммунистов. Сталину не нужен был Тельман в Москве; политически выгоднее было, считал он, оставить его в нацистском застенке. Сталин предпочел Тельману Гитлера.

Тельман же всегда был безусловным сторонником СССР и Сталина. Правда, председатель КПГ не одобрял расправы над Германом Рем-меле, Гейнцем Нейманом и другими немецкими коммунистами, ставшими жертвами сталинских чисток. Но в письме Сталину от 1 марта 1939 г. из «угрюмой камеры фашистского ада» он обращался к XVIII съезду ВКП(б) с проникнутыми пафосом словами поздравления в связи с победой над оппозицией, которую постигло «справедливое наказание» и остатки которой «в случае продолжения своей контрреволюционной деятельности могут ждать только смертного приговора».

Содержание и стиль письма позволяют предположить, что Тельман написал приветственный адрес XVIII съезду ВКП(б), рассчитывая на его публикацию в СССР и привлечение к себе внимания общественности. Однако в Москве на документ был наложен гриф «Сообщить строго секретно. Для информации только членам Политбюро».

Политика в тюремной камере

Но Тельман продолжал надеяться на Москву. Ориентация на СССР была для него решающим критерием политической идентификации коммуниста. Внешнеполитические интересы СССР постоянно находились в фокусе его внимания. Он даже давал руководству СССР советы по внешнеполитическим вопросам.

Так, отмечая во втором письме от 1 марта 1939 г. активизацию агрессивной политики «тоталитарных держав», Тельман подчеркивал, что Англия и Франция оказались «неспособными и нерешительными в борьбе с наступательной политикой Германии и Италии», и рекомендовал советскому руководству заявить о своих симпатиях к президенту США Франклину Рузвельту.

В третьем письме, датированном тем же числом, автор, отмечая активизацию антисоветской кампании в Германии, рекомендовал СССР использовать экономические проблемы Германии с выгодой для себя, «чтобы потребовать путем новых хозяйственных переговоров концессии всякого рода. Возможно при этом поставить вопрос об освобождении Тельмана путем общения с руководящими торговыми людьми».

Заключение 23 августа 1939 г. пакта Молотова—Риббентропа стало для Тельмана важным событием. Он, как и многие репрессированные нацистами коммунисты, питал надежду на то, что потепление отношений между Берлином и Москвой приведет к их освобождению. «Вопрос о моем освобождении теперь, вероятно, близок. Я твердо уверен в том, что во время переговоров в Москве между Сталиным и Молотовым… Риббентропом и графом Шуленбургом… этот вопрос также обсуждался», – писал главный узник Гитлера в письме от 1 сентября 1939 г.

Германо-советский пакт о ненападении от 23 августа 1939 г. и последовавший за ним договор о дружбе и границе от 28 сентября 1939 г. поставили председателя КПГ в затруднительное положение, так как полностью противоречили проводившейся ранее СССР и Коминтерном и безоговорочно поддерживавшейся им политике.

Компартия Германии, пожалуй, в большей степени, чем другие компартии Западной Европы, пострадала от последствий советско-германского пакта. Она переживала тяжелейший моральный и кадровый кризис: многие видные деятели и активисты КПГ, искавшие спасения от гестапо в СССР, были тогда репрессированы, потеряв на время ориентиры в своем героическом и последовательном противостоянии фашизму.

Тельман одобрил германо-советскую «дружбу». Более того, он пытался объяснить читателям своих писем, почему он заранее не предусмотрел такой поворот событий. Тельман стремился убедить сомневавшихся коммунистов занять правильную, т. е. соответствующую интересам СССР, как их понимали Сталин и Молотов, позицию.

На страже мира и социализма

Мнение Тельмана полностью совпало с позицией ЦК КПГ. После подписания советско-германского договора о ненападении «некоторые руководящие работники компартии, активные антифашисты с опозданием осознали всю важность и необходимость этого шага Советского правительства». ЦК КПГ безоговорочно поддержал этот договор и «обратил особое внимание подпольных организаций на правильную ориентировку кадров партии в этом вопросе».

В подпольных и зарубежных изданиях КПГ был опубликован текст заявления ЦК компартии от 25 августа 1939 г. «Немецкий народ, – говорилось в нем, – приветствует заключение пакта о ненападении между Советским Союзом и Германией, потому что он хочет мира и считает пакт достойным вкладом Советского Союза в дело мира. Немецкий народ приветствует этот пакт, так как он не имеет ничего общего с договорами, заключенными Гитлером с Муссолини и японскими милитаристами и являющимися орудиями войны и империалистического насилия над другими народами».

КПГ призывала весь немецкий народ стоять «на страже соблюдения советско-германского договора о ненападении». При этом руководство КПГ предостерегало немецкий народ от иллюзии, будто бы при гитлеровском режиме может проводиться подлинно миролюбивая политика. «Надейтесь только на свои собственные силы! – подчеркивал ЦК КПГ. – В час, когда Гитлер угрожает польскому народу и другим народам, мы снова призываем немецких рабочих объединиться в борьбе, чтобы в момент наивысшей опасности спасти мир».

Тюремные свидания

В послании от 24 октября 1939 г. Тельман вновь поднял вопрос о своем освобождении. Он дал понять, что полностью полагается на советское руководство и не принимает авансы германских властей, требующих отказаться от коммунистических убеждений в обмен на свободу. «Я склонен к подаче прошения… только в случае, если мне будет гарантировано немедленное освобождение… я готов отправиться в Советский Союз, где я буду принят охотно и дружественно», – подчеркивал Тельман. Но