Наконец Пен заговорила:

– Мы возьмем ту добычу, какую захотим, и столько, сколько захотим.

Паммон на мгновение задумался, затем кивнул.

– Я поведу нас в бой. Ни один троянец не станет указывать нам, как сражаться.

С этим Паммон тоже согласился.

– Мы спасем вас. – Пен посмотрела на меня. – Да, жеребенок. Ты можешь сражаться вместе с нами. – И снова обернулась к Паммону. – Мы остановимся на день у скалы Кибелы, чтобы поклониться ей.

Это было началом моей настоящей жизни.

2

Пен выбрала одиннадцать человек, которые отправятся сражаться вместе с нами, в том числе Ланнип, Сераг, Зельке и Кхасу. Троянцы, похоже, были довольны. Я была непроверенным бойцом, но все остальные – достойные воительницы, закаленные многими сражениями. А оставшиеся женщины будут ждать нашего возвращения.

На рассвете мы уже были готовы к отъезду, хотя остальные только начинали расходиться по своим фургонам.

У каждой из воительниц – включая меня! – с собой была кожаная фляжка с кумысом, мешок сушеного мяса: кролика, оленя, белки, кроме моего горного козла, который еще не был готов. По пути мы будем охотиться и пить свежее молоко, когда закончится кумыс.

Горит я перекинула через плечо, а к широкому кожаному поясу подвесила щит и другое оружие: боевой топор, копье и меч. Копьем я однажды отбивалась от льва, и ни один из нас не смог убить другого.

Пен выделила мне Высокого Бурого. У нас было два вида лошадей: высокие и низкие. Низкие лучше всего подходили для доения и поездок, не требующих спешки. Высокий Бурый, уже далеко не юнец, был быстроног и привык участвовать в битвах.

Утро еще хранило отголоски зимних холодов, и я была рада войлочной подкладке в наших кожаных куртках. В кожу были вшиты плоские вставки из лошадиных копыт, так что одежда амазонок могла отвести клинок не хуже металлического доспеха.

Однако было не настолько холодно, чтобы задуматься о накидке из леопардовой шкуры, сложенной позади седла.

Оба троянца кутались в шерстяные плащи, которые они называли гиматиями. В путь мы пустились рысью. Я пониже натянула башлык[11], чтобы прикрыть уши. За спиной вставало солнце, на бледном небе не было ни облачка, только ястреб кружил у нас над головами. Как же мне повезло. Спасибо тебе, Кибела.

Пен говорила, что троянцы и греки поклоняются одним и тем же богам и богиням, и вечно о чем-то их просят. Рассказывая об этом, она заводила плаксивым голоском: «Зевс, пожалуйста, выиграй за меня эту войну. Арес, пожалуйста, дай мне красивый щит. Деметра, пожалуйста, убереги меня от дождя».

Мы благодарили Кибелу за то, что имеем, и ни о чем ее не просили. В конце концов, она уже дала нам наши луга, наших лошадей, нашу силу и нашу тягу к свободе. Остальное зависело от нас самих.

Когда амазонка погибала в битве, приходила Кибела. Все амазонки поблизости могли ее увидеть: огромную женщину цвета гранита с густыми вьющимися локонами цвета огня. Пен видела богиню трижды, и Кибела всегда произносила глубоким, теплым голосом одни и те же слова: «Теперь ты будешь сражаться подле меня. Благодарю тебя за отвагу. Твоим друзьям будет не хватать твоих стрел».

Слова Кибелы означали, что мы можем не беспокоиться о павшей воительнице, но мы все равно оплакивали ее уход. И мстили ее убийце, если тот еще был жив.

Пен направила коня так, чтобы ехать рядом со мной.

– Рин… – Ее лицо было серьезным.

Какое-то время мы ехали молча. Наш отряд рассыпался и ехал порознь, за исключением двух троянцев, державшихся плечом к плечу, словно запряженные в одно ярмо.

– Рин… – она снова не договорила.

Неужели она собиралась сказать, что передумала брать меня на битву?

– Рин, когда ты убила горного козла, как это было?

Я не поняла, о чем именно она спрашивает.

– Мне пришлось потратить пятнадцать стрел, прежде чем он упал. Не думала, что он продержится так долго.

– Ясно. Что ты при этом почувствовала?

– Грусть. – Было ли это неправильным? – Он был прекрасен. Я отняла у него жизнь. – Я снова испытала ту тоску. Он никогда больше не будет пастись, не породит потомство и не состарится.

– А дальше? Что ты почувствовала после этого?

– Счастье. – А это было правильно или нет? – Он стал самой крупной моей добычей. Я гордилась собой. И знала, что ты тоже будешь гордиться.

Пен протянула руку и коснулась моего плеча.

– То же самое происходит и в битве, хотя мысли и чувства приходят позже – во время боя ты слишком занята другим. После же они накатят все разом. Сожаление о человеке, которого ты убила, у которого наверняка были жена и дети, который любил жизнь так же сильно, как и ты. Оно смешается с радостью, что ты выжила и избавила нас от скорби по тебе. Трофеи, добытые такой ценой, имеют особую ценность.

Я кивнула, чувствуя себя неуютно. Мне бы хотелось, чтобы победа в битве приносила только радость.

Удивив меня, Пен добавила:

– Битвам я предпочитаю охоту. Мы не едим наших врагов из числа людей, – она рассмеялась. – Я люблю здоровых, молодых горных козлов.

Мне вспомнились принципы, по которым мы жили: сражаться ради добычи, охотиться ради пропитания.

Иначе мы бы стали домашними женщинами.

Пен словно догадалась, о чем я думала, а может просто решила мне напомнить.

– Домашние женщины – это мышки, которые делают то, что им говорят. Жители деревень сажают пшеницу и едят хлеб.

Из всех судеб удел земледельцев казался воистину ужасным: привязанные к клочку земли, молящие небо о солнце и дожде, голодающие, если того или другого будет недостаточно – или, наоборот, слишком много.

Но это еще не худшая из возможных участей.

В бою, если победа была невозможна, мы выбирали смерть. Мы искали ее, открытой грудью принимали удар копья, лишь бы не попасть в плен и рабство.

– Перед моим первым боем Лита говорила мне то же, что сейчас тебе говорю я. Не сделай она этого, я, возможно, была бы слишком потрясена и не смогла бы сражаться.

Лита – это Ипполита, мать Пен, умершая еще до моего рождения.

Пришпорив свою лошадь, Пен поскакала к Ланнип.

Она лишила меня сладкого предвкушения первой битвы. Я в свою очередь пришпорила Высокого Бурого и пустила его в галоп. Мы вырвались вперед, и, обернувшись, я увидела ошарашенные лица троянцев.

Я не сомневалась, что слова Пен окажутся правдой. Значит так тому и быть. Я хотела научиться