Знать, что он хотел взять меня с собой — вот что было больнее всего. Если бы я доверилась ему и сказала то, чего хотела больше всего, может быть, просто может быть, мы оба могли бы быть где-нибудь в другом месте и жить нормальной жизнью.

Сожаление — это чертовски неприятное чувство, не так ли?

— Чего ты хочешь от меня? — Прошептала я, глядя на себя.

Он мог бы рассказать Эрин о том, что произошло той ночью между нами, как только приехал сюда. Я имею в виду, имеет ли это вообще значение на данный момент? Эрин даже не разговаривала со мной. Она была единственным человеком, за которого я цеплялась, потому что она была единственной, кто хоть как-то принимал меня.

Я открыла дверь и вышла из ванной, готовая закончить еще один день. Когда пар вырвался наружу, я подумала, о том насколько была обжигающей вода. Это заставило меня вспомнить о том моменте, когда я вошла в комнату Мэйсона. Его кожа была ярко-красной. Потом я вспомнила про кровь, и почувствовала себя глупо из-за того, что забыла такую важную деталь.

— Смываешь свои грехи?

Моя голова резко повернулась туда, откуда доносился голос.

Мэйсон сел на тот же диван, что и накануне. Одна бровь была приподнята, в то время как остальная часть его лица сохраняла невозмутимое выражение.

— Убирайся к черту из моей комнаты, — выплюнула я, свирепо смотря на него.

С одной стороны, я была зла за то, что он сделал со мной, в то время как другая часть меня была смущена.

Он откинул голову назад и рассмеялся. Я была очарована, наблюдая за тем, как его адамово яблоко подрагивало от этого действия. Когда он снова посмотрел на меня, на его лице было леденящее душу выражение.

— Тебе действительно не потребовалось никаких усилий, чтобы заявить права на все, что было моим, — отчеканил он. — Домики распределяются по семьям. Ты получила один, потому что они отдали тебе мой.

Мое горло сжалось.

— Кинги пытались стереть мою фамилию с лица земли и отдать тебе все, что когда-то принадлежало мне.

Я не знала, что сказать. Любое извинение разозлило бы его. Для этого было уже слишком поздно.

— Почему ты сжег свой дом дотла? — Я сама удивилась, что задала этот ужасный вопрос.

То, как его глаза мерцали болезненным удовлетворением, было не правильно.

— Какой пожар? — лениво протянул он.

Он наклонил голову, и я почувствовала, как его взгляд скользнул по моей коже.

Мне стало жарко, и я молила Бога, чтобы я не покраснела.

Моя рука потянулась к верхней части полотенца, убедившись, что оно остается на месте.

— Никто из слуг не пострадал, — пробормотала я. Этот факт все еще не давал мне покоя. Мэйсон не был тупым и не делал такого дерьма, как Лиам. У него была цель для всего. — Единственными пострадавшими были твой отец… — Я наблюдала за его реакцией, пытаясь уловить от него хоть что-нибудь. — Твоя мать. — Ничего, он выпрямил голову и посмотрел мне прямо в глаза.

— И Джейсон, — закончил он за меня. — О, и, согласно официальным сообщениям, ваш покорный слуга.

Он был так равнодушен ко всему этому, что это меня взбесило.

— Я не думаю, что ты хотел, чтобы Джейсон пострадал, — сказала я, то, что все уже давно предполагали.

— Ты говоришь это так, как будто уверена, что это я устроил пожар.

Мне хотелось напугать его. Заставить его почувствовать то, что чувствовала я последние несколько лет. Загнать его в тупик, чтобы ему некуда было податься.

— От тебя пахло бензином, — сказала я ему. Я закрыла глаза и вздохнула. Я прекрасно помнила ту ночь, но мне никогда не нравилось возвращаться к тем воспоминаниям. Это было одно большое "что, если" в моих воспоминаниях. — Ты хотел взять меня с собой…

Впервые я произнесла эти слова вслух. Я не пыталась устроить с ним спор из-за этого, это была просто констатация факта. Выражение его лица изменилось. Не было ни злой ухмылки, ни жестокой улыбки; все его лицо прямо сейчас выглядело смертельно опасным.

— Заткнись на хрен и не говори о вещах, о которых ты ничего не знаешь.

Я пристально посмотрела на него. Не знаю, почему я так отчаянно пыталась доказать себе, что ему было не все равно. Что наше прошлое все еще проигрывалось в его голове. Что тех наших мимолетных моментов было вполне достаточно, чтобы трансформировать наши разбитые души в тех, кем мы стали сегодня. Потому что нельзя было отрицать, что Мэйсон Штильцхен был сломлен.

— Ты хотел, чтобы я пошла с тобой, не так ли? — Я сделала один шаг ближе к нему. Он стиснул зубы. Его нефритовые глаза, пылали гневом, который он пытался подавить.

— Ты мог бы сжечь весь дом и уйти один, но у тебя было только две цели на уме… — Еще один шаг, и он уже держался за края дивана, как будто пытался убедиться, что вцепился в него когтями. Если бы я была умной, я бы отступила и перестала давить, но мне нужно было услышать от него, то, что он хотел, чтобы я была с ним.

До этого момента я не понимала, что таила в себе болезненное отчаяние чувствовать себя желанной только потому, что была собой.

— Прекрати болтать, — прорычал он.

Я не слушала.

— Никто никогда не приезжал к вам. Никто никогда не навещал вас, ребята. По большей части там был только персонал. Ты хотел смерти своих родителей, но главный вопрос в том, почему?

Теперь я была перед ним. Его реакция сказала мне все, что я уже подозревала. Он хотел сжечь что-то еще вместе с этим домом.

— Что ты пытался скрыть? — Усмехнулась я, наклоняясь.

Мэйсон сел и схватил мои влажные волосы. Он потянул их вниз, заставив меня изогнуться под странным углом. Он продолжал тянуть, пока моя голова не оказалась на уровне его глаз. Моя кожа головы горела, и я заскулила от боли.

— Думаю, ты никогда не узнаешь, — выдохнул он мне в ухо.

Он встал, все еще держась за меня. Я чувствовала, как у меня пульсирует голова, и знала, что у меня будет мигрень до конца дня.

— У тебя что-то на уме, питомец? — спросил он, прежде чем отпустить меня. Он использовал это прозвище, чтобы показать свою власть надо мной.

Я все еще чувствовала его хватку на себе, когда