Шрифт:
Закладка:
Я опустила взгляд на пальцы, сжимающие кулон. Камень лежал на копчике девочки, как раз в том месте, где я ощутила нечто похожее на лёд. Холодное и…
По телу пробежались мурашки.
В этот миг будто всё сошлось. Словно я снова попала в детство, и бабуля достала старую игру. Прозрачные листы пластика, на каждой из которых нарисована лишь часть общей картины. И лишь если догадаешься о порядке и смещении, с которыми нужно сложить листочки, откроется сказка.
Или быль?
Сейчас некто сложил события, слова и намёки, как те пластинки.
Я ведьма.
И всегда это знала, даже Амелоте рассказывала о бабушке и её даре. И о своих способностях. Но боялась правды, скрывала её от себя самой. А силу не скроешь, она рвётся из тебя, как дыхание. Всё должно находиться в балансе, природа живёт и дышит, а мы – часть её.
Даже такие, как я.
Но я не желала быть другой! Такой, как бабушка, которую обожала всем сердцем и очень уважала. Её боялись, её проклинали, на неё наговаривали и обвиняли в самых ужасных преступлениях, а тем не менее эта удивительная женщина делала лишь добро. Спасала этих неблагодарных людей!
Я боялась такой судьбы и, чтобы спрятаться, училась массажу. Лечила детей под маской традиционной медицины. Занималась скульптурой, вдыхая свой дар в неживые создания, и люди восхищались моим талантом. Даже попав в другой мир, притворялась, что потеряла память. Да я не помнила себя!
Трусливо скрывала то, что подарила природа. Передала моя бабушка. До этого момента я не была собой, играя чужие роли. Скульптора… Массажиста…
А я – ведьма.
– Стенси, – сильнее заволновалась девочка и попыталась приподняться. – Почему ты плачешь?
Я прикоснулась пальцами к мокрой щеке и улыбнулась ребёнку.
– Не бойся, моя дорогая. Это слёзы счастья.
Как же больно обрести собственную суть! Это как родиться заново. В муках распрямить суставы и перестать быть скомканной версией себя самой.
Да, чёрт побери! Я ведьма.
Решительно выдохнув, я легонько надавила на спину девочки.
– Лежи спокойно.
Пальцы другой руки, в которой сжимала камень от некой родственницы, расслабила. Камень выскользнул и, прокатившись по кровати, застыл у подушек. Я же посмотрела на свою ладонь, а затем прикрыла глаза и сосредоточилась на покалывании кожи.
В венах мгновенно забурлила сила, да такая, словно моих губ только что коснулся Кендан. Заструившееся пламя приятно щекотало кожу, над которой будто что-то сгущалось. Некая невидимая, но вполне осязаемая субстанция. Она была упругой, как ортопедическая подушка, и такой же податливой – словно та была с эффектом памяти.
На миг мне показалось, что у моих ног весь мир, – настолько потрясающее ощущение всемогущества пришло ко мне.
Но я не стала упиваться сладостью иллюзорной власти, а положила ладонь на спину ребёнка. Вливая в неё всё то тепло, что рождалось в моих венах, мечтала растопить тот кусок льда, который мешал девочке нормально жить.
Ходить… Нет! Бегать и играть со сверстниками. Прокрадываться на кухню, чтобы уговорить поваров на внеочередную порцию сладкого. Забраться на дерево и отведать самое красивое яблоко. А потом отшвырнуть, потому что плод окажется зубосводяще кислым, и легко спрыгнуть на землю, ощутив стопами приятную твердь…
– Мама! – вдруг пронзительно вскрикнула Амелота.
Я встрепенулась от неожиданности, и облако невероятной ведьмовской силы, что окружало моё тело, мгновенно растаяло. В спальню ребёнка ворвались служанки. Элеви уронила серебряный тазик с водой для обтирания и бросилась к нам.
– Кразь всемогущий! Книсска… Беги за соэром! Что с Амелотой, сейра Стенси?!
– Элеви! – Девочка протянула к ней дрожащую руку и замолчала, не в силах что-то сказать от сжимающих её рыданий.
– Девочка моя, – закудахтала служанка и рухнула на колени. – Тебе плохо? Больно? Где?!
Мне бы тоже рвать на себе волосы и переживать, что я навредила девочке, но меня вдруг охватило странное ледяное спокойствие. Или это ступор от шока? Или холод, следующий за теплом, как заведено в природе?
Амелота потянулась к колену и коснулась его.
– Здесь…
– Болит здесь?! – Глаза Элеви едва не вылезли из орбит. – Ты чувствуешь ноги?
– И здесь. – Плача, ребёнок провёл ладонью по щиколотке.
Служанка отпрянула и едва не упала, но женщину подхватили. Вокруг нас быстро собиралась толпа, люди взволнованно перешёптывались. Некоторые девушки даже разрыдались, сочувствуя ребёнку. Многие посматривали на меня с осуждением, полагая, что я причинила всеобщей любимице вред.
Я никак не реагировала на растущее негодование и, всё ещё находясь в странном оледенении, едва могла шевелиться.
И тут, будто неотвратимо жестокий смерч, влетел Кендан. Растолкав слуг, мужчина быстро наклонился над дочерью.
– Папа! – сильнее расплакалась Амелота и вцепилась в руку отца. – Мне больно… Так больно!
Соэр медленно выпрямился, а к девочке бросилась Молари. Обняв ребёнка, она принялась гладить её по голове и шептать успокаивающие слова. Я же спокойно выдерживала тяжёлый и не предвещающий ничего хорошего взгляд Кендана.
– Что ты с ней сделала?
Голос его был негромок, но угроза в нём зазвенела сталью. В комнате мгновенно стало невероятно тихо. Казалось, люди боялись даже дышать.
– Вы просили вылечить девочку, – растягивая слова, промолвила я. Даже говорить едва получалось. Будто я вдыхала не воздух, а воду. Преодолевая сопротивление холода, я продолжила: – И я сделала это.
– Вылечила? – Сжав кулаки, мужчина двинулся на меня, но тут же застыл, нависая надо мной мрачной скалой. Процедил: – Ей больно.
– Да, – подтвердила я. – А вы думали, возрождение – это приятно? Люди и звери рождаются в муках, крови и боли. Жизнь приносит страдание, а смерть – облегчение и освобождение. У Амелоты болят ноги, которых она не ощущала. Возрождаются нервные окончания. И это только начало. Будет выкручивать мышцы и даже кости. Я помогу легче перенести последствия и…
– Стой, – хрипло прервал меня Кендан. Этот огромный сильный мужчина вдруг покачнулся и с трудом устоял на ногах. Вскинув голову, неожиданно рявкнул: – Все вон!
Слуги, сталкиваясь в дверях, поспешили удалиться, и даже Элеви, беспокойно оглядываясь, побрела к выходу. Соэр повернулся к Молари и рыкнул:
– Ты тоже.
– Но…
– Я разрешил тебе остаться в замке, – тише добавил мужчина, – но могу и передумать.
Женщина поцеловала девочку, которая уже перестала рыдать, но всё ещё громко всхлипывала, прижимая ладони к ногам, и поднялась. Гордо выпрямившись, приподняла юбку и неторопливо поплыла к выходу. Когда дверь закрылась, соэр посмотрел на меня.
Я всё ещё леденела в состоянии, окутавшем меня после сеанса массажа, и, если честно, радовалась этому. Не уверена, что смогла бы вот так прямо