За несколько минут я доехал до "Жемчуга", поставил машину на гостевой стоянке, напротив главного входа, и зашел в вестибюль. Дежурный администратор охотно обменяла на шампанское информацию о Черновском.

– Да, он у себя. Не выходил.

Я вернулся в машину и, скрытый темными тонированными стеклами, принялся ждать, надеясь, что смогу узнать продюсера, даже если он появится без своей шикарной белой шляпы и костюма.

Через полчаса я понял, что допустил серьезную ошибку, поставив свой джип на самом видном месте. По тротуарной плитке, цокая каблучками, прошла Инга в роскошном красном платье с оголенной спиной. Она не могла не заметить мою машину, так как шла прямо на нее, а затем свернула к главному входу, но не подала виду и исчезла за стеклянными дверями.

Я выругался, завел мотор и отъехал за угол здания. Надо было предвидеть, что здесь в любой момент может появиться Инга, склонял я себя. Теперь задача многократно усложнилась. Если люди не хотят, чтобы за ними следили, то найдут много способов оторваться от любопытствующих.

Мне недолго пришлось пасти входные двери. Минут десять спустя Инга и Черновский вышли из гостиницы. Я мысленно посочувствовал продюсеру. Для тридцатиградусной жары Черновский был излишне тепло одет. Вот что значит имидж! Белый костюм с жилеткой и пиджаком, широкополая шляпа, кидающая тень на лицо, черный шелковый платок на шее. Черновский широкими шагами пересекал гостевую стоянку и на ходу курил. Инга семенила чуть впереди него.

Если бы я знал наверняка, что Черновский – это и есть Лембит Лехтине, он же автор писем, называющий себя N! С каким бы удовольствием я сбил бы его дурацкую шляпу на землю и прихлопнул бы ее ногой, как высохший гриб-пылевик. Только до тех пор, пока шантажист находится в тени, пока действует инкогнито, он обладает силой и властью.

Черновский вытащил из кармана жилетки ключи, вытянул руку вперед. Белая японская "лексус" приветствовала хозяина коротким свистом. Продюсер и Инга сели в машину. Беззвучно захлопнулись двери. Легкосплавные колесные диски, напоминающие самолетные пропеллеры, начали стремительно набирать обороты. Машина сверкнула узкими фарами, круто развернулась перед главным входом и помчалась по улице вверх.

Искусством слежки я не обладаю. Тем более, железным терпением. Не таясь, без всякой конспирации, я внаглую помчался вслед за "лексусом", сел ему на "хвост" и добился того, чего, собственно, и добивался. Черновский свернул с центральной улицы, объехал квартал и вернулся на прежний маршрут. Убедившись, что я не отстаю, он на малом ходу, не дергаясь, повторил круг. Затем еще раз. Потом еще.

Игра становилась однообразной и утомительной. Черновский наглядно показывал, что обладает достаточным терпением и готов кружить по одним и тем же улицам бесконечно долго.

Называя себя непечатными словами, я остановился и проводил глазами удаляющуюся в сторону феодосийского шоссе белую машину. Проигрывать я не умел и ради спасения тщеславия готов был на самую безумную затею. Развернувшись, я помчал на стадион. Через открытые ворота выехал прямо на поле, аккуратно объехал стоящие на нем дельтапланы, похожие на гигантские носовые платки, развешенные для просушки, затем по беговой дорожке домчался до вагончика, разрисованного птицами и облаками, затормозил рядом с ним, выскочил из машины и постучал в окошко, закрытое фанерой.

Пока за фанерой кто-то чертыхался, звякал тарелками и ложками, я прочитал рекламное объявление: "ПОЛЕТ НАД ГНЕЗДОМ КУКУШКИ! А также над крепостью и новосветскими бухтами. Лица, моложе 16 лет, а также пьяные, страдающие сердечно-сосудистыми заболеваниями и слабоумные к полету не допускаются".

Ни под одну категорию не попадаю, подумал я и снова постучал по фанере.

– Обед! – крикнул кто-то.

Я подошел к двери вагончика и заглянул внутрь. Вокруг ящика из-под черешни, прямо на полу, сидело трое парней. Каждый держал в руках по банке консервов и гремел в ней ложкой. На меня уставились три пары глаз.

– Кто пилот? – спросил я.

Один из парней старательно облизал ложку и, не поднимая глаз, ответил:

– Ну я. Что надо?

– Сколько тебе заплатить, чтобы ты пообедал в воздухе? – спросил я, вытаскивая баксы.

– У-у-у! – протянул другой сплющивая опустошенную банку между ладоней. – Это высший пилотаж – обедать в воздухе. Денег не хватит.

– Я бы с радостью, – ответил пилот, – да бензина нет.

– Девяносто восьмой пойдет?

– А чего ты так торопишься? – спросил пилот.

– За машиной проследить надо.

Парни переглянулись. Похоже, что никто еще не обращался к ним с подобной просьбой.

– Угнали, что ли? – спросил один из них.

– Баба моя с каким-то мужиком укатила. Я кинулся за ними на джипе, так они по улицам петлять стали, потом оторвались и погнали на феодосийское шоссе.

– Давно? – спросил пилот.

– Минут пять-семь назад.

– Это ерунда! – махнул рукой третий парень, сытно рыгнул и прикурил сигарету. – Догонишь. Дельтаплан – все равно, что истребитель… Сколько бабок дашь?

– А сколько надо?

– А сколько не жалко?

Я протянул сто долларов. Парень взял их, кивнул и сказал пилоту:

– Помоги человеку, Ник! Только не фокусничай, как в прошлый раз.

Пилот встал, вытер губы полотенцем и кинул его на ящик.

– Шланг есть? – спросил он меня. – Тогда подгоняй машину к оранжевому аппарату. Заправимся и полетим.

Техник с грязными по локоть руками, который демонстрировал свою силу на консервной банке, пошел вместе со мной. Когда он свинтил крышку с пластикового бачка, расположенного под сидением пилота, и сунул в бензобак джипа резиновый шланг, я спросил его:

– А как ваш пилот фокусничал в прошлый раз?

Техник отсосал из шланга бензин, сплюнул и неохотно ответил:

– На крышу автобуса сел.

– На "лексус" он не сядет, – серьезно сказал я. – У того крыша слишком маленькая.

– Если захочет – сядет, – убедительно ответил техник, тонкой струей сливая бензин. – На одно колесо.

– Готов? – спросил пилот, подходя к нам. Согласно моему стандартному воображению, пилот должен быть одет в кожаную куртку, шлем и большие ветрозащитные очки. На Нике были только