Страдает, наверное, от головной боли, мысленно посочувствовал я постояльцу.

За каменной стеной что-то громыхнуло, похоже, что с лебедки сорвалась люлька. Вслед за этим раздался приглушенный мат рабочих.

Прошло еще полчаса. Я скучал на своих камнях. Несколько раз мимо калитки проходили мальчики – то с ластами, то с мамами, то с пивом, но ни один из них не приблизился к двери.

Браз снова показался в окне. Он стоял посреди проема, вполоборота, с кофейной чашкой в руке, и очень напоминал картину в белой раме "Портрет неопохмелившегося мужчины".

Мне на голову чуть не наступила какая-то дамочка, увлеченная осмотром бастиона. Когда я увернулся от ее ножки, точно опускающейся мне на глаз, дамочка меня увидела и пискнула так, словно едва не наступила на змею.

Прошло еще некоторое время. Бригадир Роман, стоя на карнизе цокольного этажа, ловил и складывал под ногами мешочки с цементом, которые ему кидали снизу. Значит, лебедку эти работнички уже сломали, догадался я.

Мне надоело сидеть в своей засаде. Лембит Лехтине, по всей видимости, сегодня не осчастливит меня своим письмом.

От скуки я стал отжиматься от камней, не упуская из виду гостиницу. Когда несколько капель пота сорвались с кончика носа и упали на камни, к гостинице подъехала желтая колымага Виктора. Чтобы лучше видеть, я встал на одно колено и взялся рукой за ветку терновника.

Виктор неспеша вылез из машины, хозяйской поступью обошел вокруг, постучал носком ботинка по колесу (сколько живу, до сих пор не знаю, зачем это делают?) и вразвалочку подошел к калитке. Если зайдет – сразу за ним! – приказал я себе.

Он позвонил. Очень нескоро дверь открыл кто-то из рабочих, кажется, Доходяга. Я встал во весь рост, прячась за колючими ветками. Виктор, однако, заходить не стал, что-то сказал, махнул рукой, показывая на окна Браза. Калитка закрылась, и инструктор вернулся к машине. Открыл дверь, развалился на сидении.

Через минуту вышел режиссер с папочкой под мышкой, пожал Виктору руку и сел в машину. Мотор затрещал, выхлопные газы смешались с пылью, закрывая сцену триумфального отъезда режиссера Касьяна Браза на съемочную площадку.

На сегодня все, мысленно сказал я и пошел к гостинице. Зря угробил почти два часа, думал я. Допустим, поймал бы мальчишку за руку. А вдруг попался бы стойкий, которого не сломали бы ни деньги, ни предложение покататься на джипе? Что тогда? Мальчишка – не Виктор, с ребенком не станешь грубо обращаться. Кроме того, Лембит наверняка подстраховался, и мальчики, скорее всего, получали письма не из его рук.

Когда я вошел во двор, то нос к носу столкнулся с бригадиром Романом.

– Ну? – неопределенно спросил я его.

– Работаем, – в тон мне ответил бригадир, пряча в кулаке полиэтиленовый пакет.

– Да, – кивнул я. – Пиво только что привезли. Разгружают!

Хлопнув его по плечу и выбив облако цемента, я взбежал на этаж, посвистывая кроссовками подошел к двери резервации и, не успев достать из кармана ключ, замер.

– Вот же какая хреновина, – пробормотал я, глядя на дверную ручку.

Скрученный в трубочку, между ручкой и дверью торчал почтовый конверт. Я выдернул его, не веря, что меня так ловко обвели вокруг пальца, и прочитал свою фамилию, отпечатанную все тем же струйным принтером.

Бедная дверь! Сколько раз ей доставалось от меня ни за что! Я двинул по ней кулаком с такой силой, что по этажам и коридорам разлетелось эхо, как от пушечного выстрела.

"ДОРОГОЙ ДРУГ! СПЕШУ ВАС ПРЕДУПРЕДИТЬ, ЧТО НА ПРОДАЖУ ПОМИМО КОЛПАКА Я ВЫСТАВЛЯЮ ДРУГУЮ НЕМАЛОВАЖНУЮ ВЕЩЬ, ЗАБЫТУЮ ВАМИ ПО НЕВНИМАТЕЛЬНОСТИ В КАКОМ-ТО ГАДКОМ САРАЕ – АВТОМОБИЛЬ "ВАЗ" ШЕСТОЙ МОДЕЛИ ПОД НОМЕРОМ 54–27 КРД ВИШНЕВОГО ЦВЕТА СО ВСЕМИ ВАШИМИ ОТПЕЧАТКАМИ ПАЛЬЦЕВ (НА РУЛЕ И РЫЧАГЕ ПЕРЕКЛЮЧЕНИЯ ПЕРЕДАЧ). ПРАВДА, ОНА БИТАЯ (НЕМНОГО ПОМЯТ ПЕРЕДОК, РАЗБИТА ПРАВАЯ ФАРА И РАДИАТОР ВЫПАЧКАН В ЧЕМ-ТО КРАСНОМ, ДА НАЛИПЛА К НЕМУ НЕ ТО ШЕРСТЬ, НЕ ТО ВОЛОСЫ), НО ЗА ЭТОТ ДЕФЕКТ Я СБРАСЫВАЮ ЦЕНУ. В ИТОГЕ ОНА СТАНОВИТСЯ ПРОСТО СМЕХОТВОРНОЙ, ПОЧТИ СИМВОЛИЧЕСКОЙ – 300 000 ДОЛЛАРОВ США. ЕСЛИ У ВАС В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ НЕТ НАЛИЧНОЙ ВАЛЮТЫ, Я ГОТОВ ВЗЯТЬ АНТИКВАРНЫМ ЗОЛОТОМ.

ЗАВТРА В 23.00 ВЫ ДОЛЖНЫ КУРСИРОВАТЬ НА СВОЕМ АВТОМОБИЛЕ С ВКЛЮЧЕННЫМ В САЛОНЕ СВЕТОМ ПО ПЕРЕВАЛУ МЕЖДУ МОРСКИМ И РЫБАЧЬИМ, МЕЖДУ 44-М И 50-М КИЛОМЕТРАМИ (Т.Е. ДВИГАТЬСЯ ТУДА-СЮДА) ДО ТЕХ ПОР, ПОКА ВЫ НЕ ВСТРЕТИТЕ ЛЕГКОВОЙ АВТОМОБИЛЬ, КОТОРЫЙ ПОДАСТ ВАМ СИГНАЛ ФАРАМИ – ПЕРЕКЛЮЧЕНИЕ С БЛИЖНЕГО СВЕТА НА ДАЛЬНИЙ, ДВА КОРОТКИХ И ОДИН ДЛИННЫЙ. ОСТАНОВИВШИСЬ НА ОБОЧИНЕ, ВЫ ДОЛЖНЫ ЖДАТЬ, КОГДА К ВАМ ПОДОЙДЕТ МОЙ КУРЬЕР. В ОБМЕН НА ДЕНЬГИ ОН ОТДАСТ ВАМ КЛЮЧИ ОТ МАШИНЫ И КОЛПАК, А ТАКЖЕ СКАЖЕТ, ГДЕ "ВАЗ" В ДАННЫЙ МОМЕНТ НАХОДИТСЯ.

ЕСЛИ ВЫ НЕ ПРИЕДЕТЕ К МЕСТУ ВСТРЕЧИ, ТО ТОВАР Я ПРОДАМ В МИЛИЦИЮ – ОНИ ВСЕ ОТОРВУТ С РУКАМИ. КРЕПКО ОБНИМАЮ И ЦЕЛУЮ! ВАШ N."

Это письмо я рвать не стал, просмотрел его на свет, прощупал конверт, сразу обратив внимание на то, что его уже один раз вскрывали, а потом заклеили вновь, и спрятал в том энциклопедии. Затем, как был, в шортах и в майке, спустился в бар, оттуда, через чугунную калитку, поднялся на цокольный этаж.

Работа стояла. Можно было сказать, что она умерла собственной смертю. На бетонном полу, покрытом меловой пылью, были раскиданы носилки, грязная одежда, лопаты, мастерки и пиленные ракушечные блоки. Большое пластиковое окно привалилось к стене и на нем белой краской было изображено: "Все козлы кроме мы". Мелкорослый бригадир Роман, похожий на дядьку Черномора, только без бороды, сидел в пустом оконном проеме, пил пиво и обнимал за плечи крупнотелую, дородную деву в желтом сарафане. Рядом с ним, с безропотной покорностью и самоотверженностью Павки Корчагина продолжал работу единственный рабочий, которого я называл Доходягой.

Бригадир, не удосужившись хотя бы приветствовать меня стоя, качнул своей почти идеально круглой головой и представил меня своей подруге:

– Во! А это хозяин!

Не глядя на жуликоватые глазки бригадира, я подошел к деве и взял ее под локоть.

– Выйдите, пожалуйста, вон, – попросил я ее.