брала на себя все решения, и большие, и малые, так что у Клары вообще не было возможности высказать собственное суждение или действовать в соответствии со своими желаниями. Клара, вспоминая, как мама всегда контролировала ее решения, рассказала об одной особенно характерной детали: как проходили семейные обеды в ресторанах. Похоже, способность психологически отделиться от матери у Клары была настолько подавлена, что она даже не могла решить, что хочет есть.

Когда официантка раздавала нам меню и мне приходилось решать, что заказать, я всегда поворачивалась к маме и спрашивала: «Мам, что я хочу съесть? Что мне нравится?» Я верила, что она, а не я знает, чего я хочу. Даже сейчас, когда я давно взрослая, мне трудно принимать решения самой. Я всегда спрашиваю других, что, по их мнению, будет лучше для меня.

Барьеры для сепарации и индивидуации у детей из нарциссических семей

Что еще мешает эмоционально оторваться от нарциссической семьи, кроме игнорирующей или опутывающей манеры воспитания родителей? Вам может показаться, что, если с вами в детстве обращались плохо, вам будет легче оторваться от семьи, психологически отделиться от родителей и стать полноценной личностью, но обычно это не так. От желания и надежды, что все станет лучше, что ваши родители изменятся и станут ближе к идеальному образу, который вы храните в сердце и уме, очень сложно отказаться. Многие повзрослевшие дети нарциссов раз за разом возвращаются к «пересохшему колодцу», думая, что в этот раз — в этом году, на этом дне рождения, на этом празднике — все будет иначе. Все хотят жить в чудесной любящей семье, и очень нелегко признать, что семья, в которой мы росли, не была и не будет такой.

Но вот стать человеком, которым вы надеялись стать, вполне возможно. Так что рассмотрим несколько других барьеров для сепарации и индивидуации, которые стоят на пути к этому положительному результату.

Я хочу, чтобы меня любили и принимали

Если вам в детстве недоставало любви, принятия и внимания, вы, скорее всего, научились всячески пытаться их получить. Вы могли говорить себе: «Может быть, если я просто буду получать оценки получше, или поступлю в хороший институт, или буду заниматься тем, что хочет папа, он наконец-то примет меня». Отказаться от того, чего вы больше всего хотите и, несомненно, заслуживаете, очень трудно. Каждый ребенок заслуживает хотя бы одного человека, который будет его иррационально обожать. А обычно такую роль играют родители, правильно?

За время моих исследований я обнаружила, что многие повзрослевшие дети нарциссов либо превращаются в трудоголиков-«достигаторов», либо начинают саботировать себя, потому что чувствуют себя нелюбимыми. Одни пытаются достичь главных высот, чтобы хоть так добиться любви, в которой нуждаются, другие же просто сдаются и начинают сами портить себе жизнь, поняв, что никакими усилиями не смогут добиться родительской любви. В своей первой книге я назвала «достигаторов» Мэри/Марк Марвел, а тех, кто сдался, — самосаботажниками. Марвелы пытаются добиться все большего, чтобы доказать, что достойны, а саботажники сдаются, решив, что недостаточно хороши и зачем тогда хоть что-то делать? И те и другие — дети нарциссов, очень нуждающиеся в том, чтобы их любили и принимали, но стремление к этой любви и принятию нарушает процесс сепарации и индивидуации.

42-летняя Синтия рассказала мне, что до сих пор хочет, чтобы родители наконец-то стали гордиться ее многочисленными достижениям и порадовались за нее. К сожалению, подобные невероятные надежды лишь подавляют наши усилия по отделению от нарциссической семьи. В какой-то момент, по ее словам, она хотела, чтобы на ее могиле было написано: «Она пыталась, пыталась, пыталась, пыталась, а потом скончалась». Синтия рассказала, что все ее попытки добиться одобрения родителей так и не принесли ей любви, в которой она отчаянно нуждалась.

Я так старалась. Я была хорошим ребенком, не попадала в неприятности, помогала с работой по дому, никогда не раскачивала лодку. Я все держалась за глубоко укоренившееся желание, чтобы мои родители мной гордились. Я получила несколько высших образований, сделала отличную карьеру инженера. Но мама-нарцисс только завидует всем моим достижениям, а папа-потакатель просто их игнорирует.

На терапии Синтия поняла, что в стремлении добиться как можно большего преследует неверную цель. Она до сих пор тщетно пыталась привлечь внимание родителей. Ей оказалось очень трудно отдать себе должное и гордиться тем, кем она смогла стать вопреки родителям.

55-летний Оскар был самосаботажником, который так и не смог достичь стандарта, который задал ему родитель-нарцисс: найди стабильную высокооплачиваемую работу, как я. Оскар поначалу пытался следовать этому совету, но по разным причинам не смог добиться успеха. Поняв, что никогда не сможет выполнить отцовское требование, он перестал даже пытаться. Вот что он рассказал мне:

Я уже давно сдался. Я получаю пособие по безработице, не могу обеспечить семью, был наркоманом и алкоголиком, а сейчас мне, к сожалению, просто все равно. В глазах отца я был неудачником, а сейчас я неудачник и в собственных глазах.

И Синтия, и Оскар, как и многие другие повзрослевшие дети нарциссов, испытывают проблемы с индивидуацией и психологическим отделением от своих семей, но по-разному. Оскар до сих пор финансово зависим от родителей. Синтия забирается все выше по лестнице успеха, но не может гордиться своими достижениями и считает, что должна добиться большего. Оба просто хотели, чтобы их видели, слышали, любили и одобряли за то, кто они есть, а не за то, что они сделали или не сделали. Они экстремально — пусть и диаметрально противоположно — отреагировали на отсутствие родительской любви, в которой нуждались. Их попытки разрешить эту глубокую проблему не дали им найти себя и развить в себе полноценную личность.

Я хочу исправить свою семью

Повзрослевшие дети нарциссов часто попадают в ловушку исправления. Как уже говорилось ранее, в нарциссических семьях мы учимся созависимости, потому что нас заставляют постоянно внимательно следить за родителями и всегда быть для них доступными. Однако многие дети из нарциссических семей, повзрослев, начинают искренне считать, что могут научить своих родителей быть лучше. Они хотят исправить семью, чтобы все стали ближе друг к другу. Это проблема контроля, идея здесь примерно такая: «Если я смогу все исправить, если смогу их научить, то буду чувствовать определенный контроль над нашей дисфункцией и не будет такого ощущения безнадежности». Конечно, мы не можем быть терапевтами для наших семей, так что обычно этот план проваливается.

36-летняя Робин выросла в обстановке домашнего насилия, между родителями постоянно вспыхивали конфликты — и словесные, и физические. Много