Золотой перстень с инталией Фемиды зазвенел на мраморной столешнице.

Спарток просто разрывался. Он никогда не думал, что руководить полисом — это так хлопотно. Когда ты сидишь на царском троне, все просто: ты ставишь приказ, вассал выполняет, если не выполнил — тюрьма или ссылка, а то и казнь.

С царя спроса нет, зато гражданская служба подразумевает, что ты отвечаешь за результат, при этом должен передать часть полномочий кому-то другому, тот — еще ниже, и вот уже приказ покатился по иерархической лестнице, а в самом низу изменился до неузнаваемости. Получается, кто его отдал первым, тот и виноват. Чудно!

Поэтому одрис лез во все городские дела, распоряжался, ругался, иногда дрался, чтобы объяснить доходчиво. Наконец, плюнул и назначил на все значимые должности хили-архов. Когда он вернулся к командной системе, руководить стало проще.

В хозяйстве города воцарился порядок. Правда, злые языки утверждали, что это порядок некрополя, где все равны и никто не возмущается.

Однажды у него произошел спор с архонтами по поводу расходов на военные нужды. Спарток хотел нанять больше фракийцев, но Игиенонт настаивал, что в первую очередь нужно развивать флот, и предложил заложить на верфях Пантикапея десяток триер.

Спарток ответил, что сейчас на содержание больших кораблей нет денег. Ведь только на оплату команды из почти двухсот человек уходит не меньше шести талантов в год, не считая покупки новых снастей и расходов на ремонт триеры. А если их будет десять?

А весла? Каждый гребец должен явиться на сборный пункт со своим личным веслом, крепежным ремнем и подушкой. Кто и как будет центровать весла, если у боспорян нет опыта службы на многорядных кораблях?

Был у него и еще один аргумент: в условиях маневрирования среди многочисленных отмелей пролива большие корабли теряют скорость, а значит, преимущество в бою, зато легко могут стать удобной мишенью для обстрела.

Кроме того, одрис был глубоко убежден, что не только морские сражения решают исход войн.

— Вот смотри, — говорил он Игиенонту, — когда Ксеркс готовился напасть на Грецию, Фемистокл и Аристид тоже поспорили, что важнее в надвигающейся войне — флот или армия.

— И кто оказался прав? — спросил судовладелец.

— Фемистокл, поэтому греки победили в Саламинском проливе. А я тебе вот что скажу: и то, и другое важно, просто действовать нужно по обстоятельствам. Да, Фемистокл потопил персидский флот — и это вынудило Ксеркса убраться из Греции… Но что было потом?

Архонты недоуменно переглядывались.

Спарток торжествующе закончил:

— Через год союзная армия Спарты и Афин двинулась в Ионию. Павсаний закрепил успех в войне, разбив при Платеях зятя Дария Первого — Мардония. Точку в войне поставил удар по лагерю персов возле мыса Микале, нанесенный одновременно с моря и суши.

Решили так: казна выделит денег на десять новых триаконтер. К вопросу о строительстве триер договорились вернуться после того, как будут налажены регулярные поставки зерна в Афины.

Перикл не вмешивался в работу одриса. Сразу после Народного собрания он с частью кораблей ушел в Фанагорию. Чем там занимался и с кем вел переговоры, Спарток не знал.

Первый стратег Афин вернулся злым, почерневшим от усталости.

Вечером друзья напились.

— Варвары! — раздраженно заявил Перикл, опрокинув в рот ритон с вином. — Земли за Танаисом — это какое-то дикое поле: все друг друга режут, а выживших тащат в рабство на арканах.

Потом процедил сквозь зубы:

— Женщины у них вообще не моются.

Спарток понял, что города к востоку от Фанагории в военный союз с Пантикапеем вступать не намерены.

Наступили Таргелии.

Спарток еще на Народном собрании пообещал, что праздник пройдет с соблюдением всех ритуалов, принятых на Боспоре. Само собой, он взял на себя обязанности агонотета[179].

В первый день по городу прогнали двух голых тавров, символизирующих пороки и болезни. За валом их зарезали, при этом заполнившие боевой ход горожане радостно вопили.

Возницы угощали с украшенных лентами телег всех желающих кашей таргелос из крупы и овощей, а также неразбавленным вином. В храме Аполлона Врача прошли торжественные церемонии, сопровождавшиеся жертвоприношениями и возложением подарков к алтарю божества.

Все последующие дни город бурлил.

Храмы Пантикапея были украшены цветочными гирляндами, венками, сосновыми ветками. На теменосах устраивались состязания хоров и танцевальных трупп. Победившим считался тот коллектив, который не только слаженно пел, но еще и лучше других прославил в гимне Аполлона.

Первыми выступали мальчики, затем — юноши и девушки, под конец — мужчины. Певцы и танцоры щеголяли в ярких праздничных нарядах.

На ипподроме состоялись атлетические состязания, которые завершились конным ристалищем. Увенчанных венками победителей с призами в руках провезли по городу на колесницах сквозь толпы возбужденных поклонников, многие из которых несли букеты цветов и раскрашенные фигурки богов.

В театре ежедневно проходили агоны авлетистов и поэтов, за ними следовало драматическое представление. Ближе к вечеру победителям творческих агонов вручали приз — бронзовый треножник, а уже при свете факелов глашатаи в торжественной обстановке зачитывали почетные декреты и называли имена пантикапейцев и иностранцев, которым Совет и народ присудили высшую награду за заслуги перед городом — золотой венок.

Жрецы как всегда сидели на почетных местах первого ряда.

На шестой день праздника, в день рождения сестры Аполлона — Артемиды, состоялся забег факелоносцев с последующим вручением победителю серебряной чаши.

Горожане несли к алтарю Артемиды Агротеры подарки. Богатые — масло для светильников, амфоры с вином, печенье из лучших сортов муки, серебряные диадемы. Бедняки — домашнюю выпечку в форме животных, венки и гирлянды из цветов и ветвей.

В полдень наступило главное событие седьмого дня — помпа[180] горожан. Шествие началось в гавани, откуда нарядная толпа с пением и танцами, в сопровождении украшенных лентами колесниц, двинулась по узким улочкам к акрополю.

Музыканты рвали струны кифар, авлетисты надували щеки, стянутые кожаными ремнями. Раскрасневшиеся танцовщицы звенели кимвалами, бренчали систрами и щелкали кроталами, а парни ожесточенно били в тимпаны, не отрывая взгляда от качающихся бедер девушек.

Люди то и дело брались за руки, чтобы закружиться в хороводе.

Счастливые горожане закидывали