пр. есть только ощущения нами каких-то непостижимых для нас свойств четырёхмерных тел; а наши «явления жизни» есть движения тел высшего пространства, которые нам представляются рождением, ростом и жизнью живых существ. Если же предположить пространство не четырёх, а пяти измерений, то в нём и «явления жизни», вероятно, окажутся свойствами неподвижных тел — родов, видов, семейств, народов, племён и т. п., и движением будут казаться, может быть, только «явления мысли».

* * *

Мы знаем, что явления движения или проявления энергии связаны с расходованием времени. И мы видим, как при постепенном переходе от низшего пространства к высшему уничтожаются движения, превращаясь в свойства неподвижных тел, то есть уничтожается расходование времени, уничтожается надобность во времени. Двумерному существу нужно время для объяснения самых простых явлений — угла, подъёма, ямы. Нам для объяснения таких явлений оно уже не нужно, но оно нужно для объяснения явлений движения и физических феноменов. В ещё более высоком пространстве наши явления движения и физические феномены, вероятно, будут рассматриваться без всякого времени, как свойства неподвижных тел; и как явления движения будут рассматриваться биологические явления — рождения, роста, воспроизведения и смерти.

Таким образом мы видим, как при расширении сознания отодвигается идея времени.

Видим её полную условность.

Видим, что временем обозначаются характеристики высшего пространства сравнительно с данным, то есть характеристики представлений высшего сознания сравнительно с данным.

Для одномерного существа все признаки двумерного, трёхмерного, четырёхмерного пространства и дальше лежат во времени, это всё время. Для двумерного существа время включает в себя признаки трёхмерного, четырёхмерного и пр. пространств. Для человека, т. е. для трёхмерного существа, время включает в себя признаки четырёхмерного пространства и дальше.

Таким образом по мере расширения и повышения сознания и форм восприятия увеличиваются признаки пространства и уменьшаются признаки времени.

Иначе говоря, рост чувства пространства идёт за счёт уменьшения чувства времени. Или можно сказать так, что чувство времени есть несовершенное чувство пространства (то есть способность несовершенного представления) и, совершенствуясь, оно переходит в чувство пространства, то есть в способность представления в формах.

Если мы даже очень отвлечённо представим себе вселенную на основании выясненных здесь принципов, то, конечно, это будет совсем не та вселенная, в которой мы привыкли себя представлять. Она прежде всего совершенно не будет зависеть от времени. Всё будет существовать в ней всегда. Это будет вселенная вечного теперь индийской философии — вселенная, в которой не будет ни прежде, ни после, в которой будет только одно настоящее, известное или неизвестное.

Хинтон чувствует, что при расширении чувства пространства наш взгляд на мир должен совершенно измениться, и он говорит об этом в книге «Новая эра мысли»:

Понятие, которое мы получим о вселенной, без сомнения будет так же отлично от настоящего, как система Коперника отличается от гораздо более приятного взгляда на широкую неподвижную землю под огромным сводом. В самом деле, любое понятие о нашем местонахождении будет более приятно, чем мысль о существовании на вертящемся шаре, брошенном в пространство и летящем там без всяких средств сообщения с другими обитателями вселенной.

* * *

Что же представляет собой мир многих измерений — что такое тела многих измерений, линии и стороны которых воспринимаются нами как движение?

Нужна большая сила воображения, чтобы хотя на одно мгновение выйти из границ наших представлений и увидеть мысленно мир в других категориях.

Представим себе какой-нибудь предмет, скажем книгу, вне времени и пространства. Что будет значить последнее? Если взять книгу вне времени и пространства, то это будет значить, что все книги, когда-либо существовавшие, существующие и имеющие существовать, существуют вместе, то есть занимают одно и то же место и существуют одновременно, образуя собой как бы одну книгу, включающую в себя свойства, характеристики и признаки всех книг, возможных на свете. Когда мы говорим просто «книга», мы имеем в виду нечто, обладающее общими признаками всех книг — это понятие. Но та книга, о которой мы говорим сейчас, обладает не только общими признаками, но и индивидуальными признаками всех отдельных книг.

Возьмём другие предметы: стол, дерево, дом, человека. Представим себе их вне времени и пространства. Мы получим предметы, обладающие каждый таким огромным, бесконечным числом признаков и характеристик, что постигнуть их человеческому уму совершенно немыслимо. И если человек своим умом захочет постигнуть их, то он непременно должен будет как-нибудь расчленить эти предметы, взять их сначала в каком-нибудь одном смысле, с одной стороны, в одном разрезе их бытия. Что такое «человек» вне времени и пространства? Это всё человечество, человек как вид — Homo Sapiens, но в то же время обладающий характеристиками, признаками и приметами всех отдельных людей. Это и я, и вы, и Юлий Цезарь, и заговорщики, убившие его, и газетчик на углу, мимо которого я прохожу каждый день — все цари, все рабы, все святые, все грешники — все, вместе взятые, слившиеся в одно нераздельное существо человека, похожее на большое живое дерево, в котором есть и кора, древесина и сухие сучки, и зелёные листья, и цветы, и плоды. Можно ли нашим умом понять и постигнуть такое существо?

Идея такого «большого существа» воодушевляла художника или художников, создавших Сфинкса.

Когда я в первый раз не на снимке, не на рисунке, а в действительности увидел большого Сфинкса у пирамид, я почувствовал, что он изображает «человечество» или «человеческий род», или «Человека» вообще — существо с телом животного и с лицом сверхчеловека[8].

* * *

Что же такое движение? Почему мы ощущаем его, если его нет? О последнем очень красиво говорит теософическая писательница первого периода современной теософии, М. Коллинз, в поэтической «Истории года».

«…Всё истинное значение земной жизни состоит лишь во взаимном соприкосновении между личностями и в усилиях роста. То, что называется событиями и обстоятельствами, и что считается реальным содержанием жизни — в действительности лишь условия, которые вызывают эти соприкосновения и делают возможным этот рост».

В этих словах звучит уже совсем новое понимание реального. И на самом деле иллюзия движения не может возникнуть из ничего. Когда мы едем по железной дороге и мимо окна вагона бегут деревья, обгоняя друг друга, мы знаем, что это движение кажущееся, что деревья неподвижны и что иллюзия их движения создаётся нашим собственным движением.

Как в этих частных случаях, так и в общем по отношению ко всему движению в материальном мире, основой которого «позитивисты» считают движение в мельчайших частицах вещества, мы, признавая это движение иллюзорным, должны спросить: не