Шрифт:
Закладка:
Ей бы не смотреть подробности, не слышать стоны, но она не смогла отвести взгляда, как маньячка вперилась глазами в экран айфона. А внутри взрыв, готовый разорвать ее тело… Оксана подхватилась, сгребла со стола одним махом все в сумочку и вылетела из кабинета. Секретарша, надо что-то сказать…
– Мне по делу срочно… – с трудом выговорила Оксана.
– Совещание через два часа, вы хотели документы посмотреть.
– Я их смотрела не раз, – натянула улыбку она. – Успею.
И вылетела, как торпеда. Она не надеялась на лифт, который движется со скоростью улитки, поэтому сбегала по лестнице на своих каблуках, радуясь, что никого не встречала. Слезы лились градом, их не стоит показывать, и очки снова закрыли глаза.
Выход… Машина… еле добралась, ибо подкашивались ноги, сердце колотилось бешено… Ключ не вставляется в зажигание… Есть! Поворот ключа, взревел мотор…
Несмотря на состояние разбитости и отчаяния, Оксана не беспредельничала на проезжей части, напротив, была внимательной как никогда, чтобы не столкнуться с автомобилями. Умереть? Что может быть проще! И унести за собой энное количество людей от досады… Нет! В этот час, самый тяжелый для нее, причинивший немыслимую боль, убивший долгое счастье, выстроенное ее руками и оказавшееся замком на песке, она думала и о детях. Им необходима мать. А сейчас ей просто нужно побыть одной в безлюдном месте. Но где его найти в мегаполисе? Только за городом.
Наконец лес… Поворот… Никого…
Оксана заглушила мотор, упала на руль и ревела белугой, орала во все горло от ярости, материлась, как строители, пока не иссякли силы. Потом завалилась на бок на соседнее сиденье и затихла. Так лежала неизвестно сколько времени, забыв обо всем на свете и чувствуя себя жестоко обманутой, оскорбленной, несчастной. Ее самые лучшие, самые искренние и чистые чувства подло растоптали, унизили, оскорбили.
Зазвонил айфон. Ей пришлось ответить, потому что звонила секретарша и напомнила о скором совещании, народ-то уже собирается – что делать? Совещание не отменишь, оно слишком важное. Это работа и достаток для большого количества людей в течение двух лет. Да и для нее запуск нового строительства теперь имеет приоритетное значение, работа утешит и отвлечет, даст силы и заставит держаться на должном уровне, к тому же это доход, дающий независимость. А что она должна была сделать в этой грязной ситуации – умереть? Так ведь почти… но того остатка жизни, который сохранился в ней, хватит, чтобы продолжать дело и воспитывать детей. Только слабый человек подыхает после предательства, а сильный умнеет, потому что перестает доверять и освобождается от обольщения.
– Если опоздаю, попроси подождать, – сказала Оксана секретарши и сорвала машину с места. Ехала к офису и разговаривала вслух. – Ничего, у него это пройдет. Все мужики когда-то… Знаю я шлюх, которые охотятся на банкиров, это у него ненадолго, Арсений не сможет бросить нас, надеяться ей не на что. Но теперь не будет, как раньше. Я сделаю вид, будто не знаю… не знаю… Не знаю, как я выдержу…
В туалете умылась, заново накрасилась и вошла в кабинет с улыбкой.
Женя взбучку переносит со стойкостью пофигиста
Когда после дня рождения он почти приполз домой, мама уложила его спать, Сорин плохо помнил, но худо-бедно помнил, а утром… Первое, что он увидел, открыв глаза – маму и папу, которые сидели на стульях у его кровати с трагическими лицами. Оба родителя ждали, когда сынуля проснется, он проснулся – и тут началось… лучше не вспоминать. Провинившийся Женя не спорил, не оправдывался, сидел в трусах на кровати с поникшей головушкой, которая трещала по швам. Повинную голову?.. Правильно, меч не сечет, да и папа выдохся. А мама принесла стаканчик холодненького молочка…
Не лезть на рожон – замечательное качество, надо признать, ведь от взбучки ничего не изменится, а нервы сохраняются, когда несправедливые (а иногда и справедливые) слова летят мимо, не задевая и без того израненную совесть.
Терехов не умеет хамить, как хамят тупые начальники, показывая свою власть, да и начальник он дружеский, но рассердился он круто, выговаривал Жене, что нужно ответственно подходить к заданию, а что мог сделать Женя? Только молча ждать, когда Павел Игоревич выдохнется, и дождался. Во время наступившей паузы Сорин развел рукам и спокойно, словно только что проснулся, сказал извиняющимся тоном:
– Ну, нет ее, Павел Игоревич, нет нигде. Не прописана, не зарегистрирована, в колонии не парилась. Проверили по всем базам, мамой клянусь. И папой.
– Быть такого не может, – на этот раз вяло возразил Павел, видимо устал буйствовать. – Конверт принесла, компьютер ее опознал, значит, где-то живет, а ты не выяснил. Кстати, Марины Савельевы есть в городе?
– Сколько душе угодно и от мала до велика.
– Почему же ты решил, что среди них нет нашей Марины?
– Потому что институт выдал нам год рождения, дату, главное – место рождения. Согласитесь, районный центр недалеко от Ижевска в нашем регионе не просто редкость, а единственная редкость. А если она нелегалка? Искать бесполезно.
– Вот если б Марина была таджичка-узбечка, вопросов не было бы, – с раздражением бросил Павел. – Но у нее славянская внешность и фамилия русская. Проверь по мелким городам области, по всем населенным пунктам. Сейчас все службы оснащены компьютерами, кинь оба снимка Савельевой и предупреди, что она не преступница, чтобы не переусердствовали. Феликс! Ты заснул?
Не спал он, не спал. Феликс лениво пошевелился, находясь еще во вчерашнем дне, встретившись с Коноплевой…
Являясь человеком эмоциональным, который вспыхивает, как спичка, на сей раз он превзошел сам себя по усмирению гордыни. Или что там внутри живет отдельно от тела? Не спешил он бросить в лицо Коноплевой обвинения, ибо следует выиграть время, выбирая тактику, чтобы удар подействовал. Он изучил акт, проштудировал учебники криминалистики – впору самому стать экспертом, проконсультировался у Покровского (как-никак тот профессор, обязан все знать), только тогда навестил Ольгу, а случилось это вчера. Она подняла одну бровь, подкрашенную – редко, но Конопля стала пользоваться косметикой, только злую физиономию ничем не исправить. Без приглашения Феликс плюхнулся на стул напротив, молчанием вынудив ее первой спросить:
– Чем обязана?
Без единого слова он достал смартфон жены, открыл изображение и положил перед ней на стол. Она решила действовать его же методом – посмотрела на фото, подняла на Феликса глаза, выражение полного недоумения появилось на ее лице, пришлось говорить ему:
– Марихуана, три минуты мне понадобилось, чтобы выяснить, кому принадлежит номер – я же опер…
– Замечу, неважный опер, – вставила она с улыбкой.
– Отнюдь, – в ответ подарил ей улыбку он. – Терехов мною доволен, на новое дело затребовал меня, а не кого-то другого. Это значит, у нас все получится. Итак, мадам Каннабис, номерок твой. Зачем ты это сделала?
– Никогда не поверю, что в ресторане ты был на задании. Ты бабник, молоденькая девушка, попавшая в твои лапы, должна знать, с кем связалась.
– Она не связалась. Связываются, когда живут гражданским браком, а Настя моя жена. Законная. А то, что ты сделала, называется подлость, за это бьют морду,
