Шрифт:
Закладка:
Сатаро навещал её каждый день. Казалось, болезнь более не тревожила его. Он фехтовал под присмотром Мирослава. Сатаро более не спрашивал о Лорене. Порой он долго говорил, порой сидел молча, смотря на то, как Акме напряженно думает о чем-то, глядя в светлое окно.
Маленькая Августа то копалась в огороде с заросшими грядками, то с Градой и молодой служанкой бегала за продуктами на рынок, то помогала готовить, то игралась с местными детьми на улице, которые на доброту её и ласку отзывались привязанностью. Перед сном девочка прибегала в комнату к усталой и ещё не окрепшей Акме и взахлёб рассказывала, как прошёл её день.
Акме улыбалась одними губами, лицо повернув к окну. Она думала о том, как бы ей вырваться из веренских оков и отправиться на поиски брата, но она смертельно боялась оставлять девочку, ибо, в случае её побега, с Августой могли сделать что угодно. Посему, Акме желала просить Мирослава о величайшей милости отпустить её. Кунабула ждала. Но что-то подсказывало ей, что она потерпит крах.
Бегая по больным, девушка украдкой оглядывала непробиваемые лесные стены, а порою пыталась уйти поглубже, чтобы осмотреть дебри. Но она не заходила слишком далеко, ибо была уверена, что за нею следили.
На пятый день Верна всколыхнулась от новости, что к ним прибыли шамширцы во главе с сыном повелителя Шамшира, Сакрумом. Шестнадцатилетним парнем, настолько жестоким и лютым, что его боялись даже взрослые мужчины. Акме видела этот отряд более чем в сотню человек издалека. Сакрум приехал к Мирославу на переговоры, и девушка надеялась, что они не закончатся резнёй. Она слышала, что Саарда долго шла к этому сближению.
«Против кого они объединяются? — думала девушка, пока перевязывала мальчику палец. — Против государств Архея или Кунабулы?..»
Акме хорошо помнила рассказы Гаральда о жестокости шамширцев. Особенно по отношению к карнеоласцам. Но она не боялась: Акме от всех скрывала, откуда и в каком отряде она держала свой путь.
А несколько часов спустя получила приглашение от самого Мирослава посетить его вечер под открытым небом.
Приглашалась и «барышня Августа». Каталина впала в приглушенное неистовство, когда узнала о приглашении для Акме, а Града предостерегла девушку, ибо «мирославские вечера» проходили в непринуждённой обстановке его приближенных и по обыкновению своему заканчивались шумными попойками, драками, а мирославские прихвостни хватали присутствующих девушек и силой тащили к себе домой развлекаться. Мирослав же величественно закрывал глаза на безобразия своих приближенных, а порою и сам принимал во всем этом участие.
Но отказываться от подобного мероприятия, по словам Грады, было никак нельзя, — это оскорбит Мирослава. Женщина лишь советовала уйти пораньше, сославшись на то, что ребёнка следовало уложить спать.
— Да кому нужна эта акидийская дикарка? — во все горло усмехалась Каталина, наряжаясь к вечеру. — Ей не доверяет вся Верна.
— Уж лучше так! — спокойно парировала Акме. — Я лучше помру старой девой, чем буду шляться по чужим постелям.
Рыча, Каталина вихрем понеслась к девушке, но, по пути наткнувшись на Августу, замахнулась на неё. Тогда Акме, отдёргивая ребёнка, вплотную подошла к Каталине и тихо процедила сквозь плотно сжатые губы:
— Тронешь её — я размозжу тебе голову.
Что-то дикое и глухое вспыхнуло в беспощадном взгляде мирославской пленницы, и Каталина, бесполезно ругнувшись, отступила.
— Берегись, Акме, — шептала ей Града. — Она может накликать на тебя беду.
— Едва ли она может запугать меня больше, чем коцитцы…
Вскоре за Акме и Августой пришли несколько солдат, чтобы отвести их на празднество. Для Августы ласковая Града приобрела светлое атласное платье с рукавами-буфами и короткими перчатками. На ножках её красовались бархатистые башмачки, волосы её были тщательно завиты, и маленькая девочка, покраснев, не могла наглядеться на себя в зеркало, танцуя и кружась.
Акме, облачённая в бархатистое темно-красное платье с длинными рукавами, перед выходом в зеркало на себя кинула лишь мимолётный взгляд. Под черным шёлковым поясом девушка спрятала маленькую заточку, стащенную с кухни, на случай, если Мирослав задумает к ней приставать. Или поручит это кому-либо из своих прихвостней.
Верна погрузилась в глубокую тьму. Беспросветная чернота холодом накрыла сердце Акме, но свет Августы, пробивающийся даже сквозь столь тёмную ночь, успокаивал её.
В домах горел свет. Из всего населения, казалось, мирославский двор ложился позже всех. Где-то слышались приглушенные расстоянием и деревьями звуки весёлой музыки, и Августа оживлённо подпрыгнула, предвкушая весёлый вечер.
«Зачем ему понадобился ребёнок?» — в тревоге думала Акме, крепче сжимая тёплую ручку девочки, готовясь защищать её из последних сил. Как волчица защищает своих волчат и медведица своих медвежат.
За морионовой завесой деревьев показались янтарные отблески. Вскоре взору их открылась большая беседка из белого камня с узкими колоннами. Беседка освещалась пятью факелами. Посреди стоял переполненный угощениями стол. Весёлому смеху гостей, которых собралось не менее пятидесяти, аккомпанировали лютни, тимпаны, флейты и тамбурины.
Был здесь и Сатаро, наряженный в тёмный колет, очень ему шедший. Он мрачно оглядывал гостей, а местные красавицы кидались в него сияющими взглядами.
Сам Мирослав сидел во главе стола, купаясь во всеобщем внимании, нарядный, в темно-аметистовом колете с золотой цепью да золотыми перстнями. По правую руку от него сидел темноволосый сероглазый высокий юноша. Настолько крупный, что Акме была уверена — он мог проломить череп врага кулаком. Юноша был одет в чёрный колет. Беседку окружали высокие вооружённые мрачные воины. Должно быть, шамширцы.
По левую руку от Мирослава сидел невозмутимый, тихий, спокойно улыбающийся Цере. Каталина, красивая, но растерявшая всю величавость свою при виде Акме, сидела от Мирослава дальше, чем, вероятно, ожидала. Цесперий в тёмно-голубой мантии, все ещё похожий на древнюю легенду, сидел рядом с Цере и вёл с ним тихую беседу. Оба дружелюбно улыбались и даже посмеивались. Неугомонная рыжеволосая Реция в темно-зелёном платье заняла место своё рядом с Цесперием, хохоча во все горло, жеманясь, подшучивая над собравшимися.
Шамширец Сакрум долго разглядывал яркую Рецию, а затем отвернулся, больше не обращая на неё внимание. Должно быть, её прочили ему в жёны. Но она явно не произвела на него никакого впечатления.
Мирослав громко поприветствовал новых гостей.
— А вот и наша целительница со своей подопечной! Акме Рин и барышня Августа.
Вернский господин указал гостьям на место поближе к себе. Шамширцы внимательно уставились на Акме.
