Я побродил между кривых рядов с товарами, когда услышал сзади шорох. Обернулся, на просвете в полумраке склада мелькнула тень. Та антилопой пыталась выскочить наружу.

Врешь, не уйдешь! Я схватил какую-то коробку и швырнул ее вслед.

Бум! Шлепок, и тут же раздался возглас и звук падающего тела. Я рванул туда и поймал «антилопу гну».

Собственно, ловить ее уже не пришлось. Коробка припечатала беглеца по хребту, и он корчился на полу в пыли серого бетона.

— Что же вы, Анатолий Игнатович, от органов скрываетесь? — я протянул руку.

— Это произвол, я буду жаловаться! — кривился тот.

— Ба! Анатоль! Вы ли это? — я узнал своего недавнего знакомого, те же бакенбарды, только костюмчик попроще — серенький, советский.

Передо мной был мажорчик — ухажёр Вари. Я помог парню подняться и ткнул ему корочки в изумленную рожу, хотя он меня явно еще раньше узнал, не зря же дал деру.

Он стоял передо мной, насупившись:

— Вы ничего не докажете, у вас нет свидетелей.

— Чего я не докажу?

— Варвара не будет против меня свидетельствовать, — попробовал расправить плечи завсклада.

— А-а… ты про это… Ну мы еще посмотрим. Но я по другому вопросу.

— По другому? — брови мажорчика встали домиком. — Не из-за драки?

— Да какая драка, Анатоль, избиение парнишек я за драку не считаю. Только вот ножичек твой выкидной я сохранил, с пальчиками твоими. Сечешь? Если будешь хорохориться, тогда дело в ход пущу. Сам знаешь, что нападение на сотрудника группой лиц, это тебе не в парке клумбу затоптать.

— Так вы… не написали на меня заявление? — с надеждой взглянул на меня парень.

— Если надо будет, напишу, срок давности несколько лет, все зависит от твоей помощи следствию. Слушай внимательно, голубь сизокрылый. Меня интересует товарищ Парамонов Савелий Артурович. Вернее, его делишки с вверенными тебе складами.

— А при чем тут я? — взвизгнул тот.

— Неверный ответ, Анатоль, поехали со мной, пальчики тебе откатаем, с ножичком сравним. Заяву я напишу — чего ждать несколько лет?

Рубилин погрустнел, а я продолжил:

— Меня твои махинации с торговлей не интересуют, я не из ОБХСС, я убийством занимаюсь. Кто мог желать смерти Парамонову? Только не говори, что не знаешь такого…

— Знаю, — буркнул тот. — Только нет уже никаких дел у нас с его швейной фабрикой. Все порушилось, когда он умер.

Парень хотел что-то еще добавить, но осекся.

— Да ты не стесняйся, — подбодрил я его. — Рассказывай. Это я ведь без протокола интересуюсь. Думаешь, я не знаю эти ваши схемы? Отгрузка продукции по левым накладным, реализации в магазинах с левой бухгалтерией через неучтенную кассу. Но, говорю тебе, не моя это тема, ты мне про убитого расскажи. Были у него враги?

— Да у него полгорода врагов было… — уже не так траурно отвечал Толя.

— Вот как? И кто же?

— Я не знаю… Конфликты разные случались, Савелий Артурович принципиальный был, не наглел слишком, говорил, что все это нужно ему для развития фабрики. А вы сами уже сказали, что схемы знаете. Тут и директора магазинов, и чиновники, и контролирующие органы повязаны были. Многие недовольны им стали, особенно в последнее время. Что, вы весь город пересажаете?

Нет, ну что это такое, всё-то он мне концерты устраивает, тоже мне, цыганочка с выходом.

— Если надо, пересажаю… А тебе конкретно что он рассказывал? Может, угрожал ему кто-то в последнее время?

— Был один случай… — пробормотал Рубилин, присаживаясь на ящик.

Глава 14

Мажорчик было закинул ногу на ногу, но, уловив на себе мой едкий взгляд, потупился и сел поскромнее. Даже втянул голову в плечи.

— Ну, рассказывай, — я подошел и хлопнул его по плечу, тот аж вздрогнул, — Что за случай?

— Парамонов как-то обмолвился мне, что на пенсию собирается, мол, устал, да и производство, по большей части, уже в теневой спектр переходит. Не привык он закон, якобы, нарушать, сказал, что не ради денег все изначально затеял, а ради развития фабрики. Но сами понимаете, сколько тут людей завязано, начиная с торговли и заканчивая министерством и правоохранительными органами. Устал, говорит, всем мзду платить, не для этого он хотел добротные пальтишки пошивать…

Толя сделал паузу и сглотнул. Слова ему давались с трудом.

— И что дальше? — вывел я его из размышлений. — Да ты не дрейфь, я тебя как информатора засекретить могу, давай выкладывай.

— Да, собственно, и все… Только я ему сказал, что не отпустят его так просто, система вся без него, как карточный домик порушится. Маховик раскрутился — не остановить. Он лишь вздохнул и так закивал, дескать, твоя правда, Анатолий. Вроде того, что придется ему эту лямку до самой смерти тянуть. И улыбнулся так грустно, будто прощался.

— Он, говоришь, предчувствовал свою смерть? — нахмурился я.

— Похоже на то…

— Если он — такой нужный элемент в махинациях для больших людей, то кто же мог его убрать?

— Так я-то человек маленький, — пожал плечами Толя, — мое дело — товар с нужными накладными принять, а потом отпустить по торговым точкам.

— Толя, не нервируй меня. Выкладывай.

— Да не знаю… Честно не знаю, — шмыгнул носом Рубилин. — Кто бы меня в такие подробности посвятил? Обычного завскладом.

— Он был знаком со Светлицким?

При упоминании фамилии несостоявшегося тестя мажорчика чуть перекосило, очевидно, вспомнилась ему моя обида — Варя и несчастная любовь. Похоже, что с моим появлением в городе дочь писателя совсем забыла о своем ухажере. Хотя после того, как она видела нас со Светой, и та расставила точки над «ё», может, все и вернется у них.

— При чем тут вообще Светлицкий? — пробурчал Рубилин.

— Вопросы здесь задаю я, Толя… Какой-то ты сегодня квелый, не как тогда, с ножичком в подворотне. Помни, что выкидуха твоя у меня, а пальчики на ней твои не один месяц могут оставаться. Если хранить, как полагается.

— Да понял я, понял, что вы меня пугаете все время, я же рассказываю…

— Это называется — мотивация, Толя. Рассказывай дальше.

— Да что тут. Конечно, Парамонов был знаком со Светлицким. Всеволод Харитонович когда в милиции служил, вроде как, даже занимался проверкой деятельности швейной фабрики. Дотошный он был,