Шрифт:
Закладка:
Такое же сопротивление встречал научный прогресс. В 1770 году Кампоманес язвительно писал о Диего де Торрес Вильярроэле (1694–1770), который с 1726 года преподавал в Саламанке математику: тот, очевидно, «полагал, будто его обязанности заключаются лишь в составлении альманахов и прогнозов». Вильярроэль и вправду публиковал астрологические заметки с 1719 года, интересовался магией и оккультизмом и отстаивал пользу астрологии. С помощью своих познаний Торрес пытался доказывать бесполезность преподавания других наук, кроме математики и астрономии, и отрицать ценность современной медицины, защищая традиционную теорию четырех гуморов – жидкостей, избыток которых вызывал все внутренние болезни.
Врач Гаспар Касаль (1679–1759), наоборот, ввел в Испании современную концепцию эмпирического симптоматического изучения болезни. Используя этот метод, он описал симптомы пеллагры («шершавой кожи») и установил ее отличие от чесотки и проказы. Медицинская академия, основанная в Мадриде в 1734 году, стремилась изучать медицину и хирургию на основе наблюдений и опыта. Карл III основал в Мадриде Королевский ботанический сад. Кроме того, он с 1777 года отправлял научные экспедиции в Испанскую Америку для поиска растений, имеющих ценные лекарственные и другие полезные свойства. Все это говорит о последовательном стремлении Испании изучать и использовать природные богатства принадлежавшей ей империи.
По-прежнему сохраняли свое значение барочные мотивы, особенно в первые десятилетия века. Андалузское барокко оставило после себя множество пышно украшенных фасадов. Здания в стиле барокко с золотой лепниной на колоннах можно увидеть и в других местах, например в Валенсии (церковь Санта-Мария). Важную роль играли итальянские архитекторы: Филиппо Юварра выстроил в Мадриде королевский дворец в неоклассическом стиле – вместо Габсбургского дворца, сгоревшего в 1734 году. Барокко нашло свое отражение и в садово-парковом искусстве, в чем можно убедиться на примере сада во дворце Ла-Гранха, также спроектированном для Филиппа V.
Во второй половине столетия в Испании, как и в других странах Европы, на первый план выдвинулся неоклассический стиль (самые заметные его представители – Вентура Родригес, автор фасада собора в Памплоне, и Хуан де Вильянуэва), а в живописи прослеживалось заметное влияние Италии. Но опять же, как и везде в Европе, на испанской почве международные стили обретали характерные национальные черты.
Частые войны в XVIII веке не принесли Испании особенной пользы, но империя сохранила большую часть своих территорий, консолидировалась и сумела извлечь из этого выгоду. В первую очередь это были экономические выгоды. Из Венесуэлы экспортировали какао, табак, хлопок, кофе, сахар и индиго, из окрестностей Ла-Платы – кожи, с Кубы – табак, сахар и кожи, а из Мексики – сахар, красящие вещества, какао и конечно же серебро, которое добывали в крайне тяжелых условиях. В 1717 году портовый город Кадис был назначен центром монопольной торговли с Новым Светом.
Кроме того, торговля установилась в самой Латинской Америке, в первую очередь развивался рынок продуктов питания и тканей, что способствовало возникновению экономической специализации. Однако это развитие грозило отодвинуть на второй план экспорт, предназначенный для Испании. Оживление латиноамериканской экономики преобразило социальные отношения и стало одной из причин укрепления региональной знати, которой предстояло сыграть важную роль в борьбе за независимость.
В то же время здесь, как и в Испании, да и во всем остальном мире, на пути экономического развития стояли серьезные препятствия: скромные доходы у основной массы населения, особенности рельефа, мешающие передвижению и развитию коммуникаций, и изначально присущий обществу консерватизм, мешавший проводить реформы. На реках чаще всего не было мостов, а броды и паромы во время весенних разливов становились бесполезными.
Начиная с XVI века процент коренного населения неуклонно снижался, отчасти в связи с притоком европейских мигрантов и африканских рабов, а отчасти – из-за болезней. В Центральной Мексике коренное население в 1646 году составляло 87,2 %, в то время как испанцев, родившихся в Мексике или иммигрировавших, насчитывалось всего 8 %, метисов (mestizos) 1,1 % и пардо (pardos) 3,7 %. По сравнению с 1560-ми годами вырос процент всех категорий, особенно метисов, – за счет доли коренных жителей. Тенденция сохранялась, и в середине 1740-х годов коренное население составляло 74 %, а остальные категории – около 9 % каждая. Цифры по Мексике в целом таковы: в 1810 году в колонии было примерно 6 121 000 человек, из них 3 676 000 коренных жителей, 1 107 000 испанцев, 704 000 метисов и 634 000 пардо. В 1800 году общая численность населения Испанской Америки составляла, по некоторым оценкам, 16,9 миллиона человек: 7,5 коренных жителей, 6,1 метисов и пардо, 3,3 испанцев. Эти цифры, возможно, стоило бы пересмотреть, не только чтобы уточнить подсчеты, но и с точки зрения классификации, чтобы верно оценить масштабы и степень влияния смешанных категорий. Многие из тех, кто был записан как испанец, на самом деле имели немного туземной крови. То же касается и пардо.
Как и в Испании, особенно в период с 1000 по 1609 год, этнический состав колоний сильно различался, что сыграло важную роль в формировании облика и культуры отдельных регионов и владений. Например, процент испанцев в Центральной Мексике и Перу был выше, чем в Центральной Америке или Новой Гранаде (это современная Колумбия и Эквадор). Динамика этнических групп могла влиять на социальные структуры и отношения. Основным критерием в определении людей смешанной крови (число которых увеличивалось, кое-где значительно) служила их внешность. Люди, выглядевшие как европейцы, чаще получали благосклонный прием, чем те, кто имел африканскую или туземную внешность. Это называлось пигментократия, и существовали отдельные термины для детей, рожденных от разных видов союзов. Например, ребенок, у которого один из родителей испанец, а второй метис (то есть рожденный от испанца и представителя коренного народа), назывался кастисо (castizo).
Давнее противостояние между пенинсуларес (peninsulares; уроженцами Испании) и креолес (creoles; креолами – испанцами, родившимися в Америке) усугубилось на фоне реформ Карла III, направленных на усиление центральной власти, укрепление безопасности и повышение доходов. Эти реформы, как правило, полностью игнорировали экономические и политические интересы креолов. При этом высокие чиновные должности занимали в основном пенинсуларес. Реорганизация управления привела к созданию новых территориальных единиц. В 1739 и 1776 годах на недавно учрежденные должности были назначены вице-короли Новой Гранады и Рио-де-ла-Плата, которые обосновались в Боготе и Буэнос-Айресе соответственно. Первый усилил контроль над северо-западной частью Южной Америки, которой нельзя было эффективно управлять из отдаленных центров – Мехико и Лимы. Второй отражал растущее экономическое значение региона Ла-Плата, которому с 1778 года было разрешено напрямую торговать с Испанией. Он должен был пресечь попытки португальской экспансии из Бразилии. В результате Португалия и Испания оказались вовлечены в этом регионе в эпизодический, но затяжной конфликт.
