– Да, да, бомбу – на сей раз. Но как говорят волшебники: «А теперь смотрите следующее чудо…»

Оппи выпустил изо рта облачко дыма:

– Мы не волшебники.

– Думаете? Мы уже умеем превращать один элемент в другой.

– Эдвард…

– И кто сейчас скажет, что еще может у нас получиться – если, конечно, мы останемся вместе. Но у нас с каждым днем становится все меньше людей. Начался исход.

– «Так говорит Господь: отпусти народ мой», – процитировал Оппи. – Им пора вернуться к обычной жизни, к нормальному быту, карьере.

– Никто не станет с этим спорить. Но моему сыну скоро три, и мы с Мичи намерены завести еще одного ребенка. А у вас, Роберт, уже двое детей. Мы, скорее всего, не доживем до очищения фотосферным огнем, которое вы предсказали, и, наверно, они тоже не доживут, а вот наши внуки вполне могут. – Он покачал головой. – Я люблю своего сына; я наверняка буду любить и внуков, если Провидение позволит мне их увидеть. И я хочу для них лучшей участи, чем… – Он умолк, не закончив фразу.

– Чем что?

– Чем их двоюродные дедушки, прабабушки-тетушки и бесчисленное множество других людей получили от рук Гитлера. – Теллер чуть заметно пожал плечами. – Полагаю, в Европе у вас давно уже не осталось близкой родни, может быть, еще с ваших детских лет. И тем не менее вы должны хоть как-то чувствовать, что все это не должно закончиться так.

– Солнце – это реактор термоядерного синтеза, – сказал Оппи. – Чем же это всесожжение будет отличаться от того, которое причинит ваша сверхмощная бомба?

– Моя бомба будет служить предотвращению войны, ее никогда не станут применять в бою. Но вот чтобы нас всех сдуло напрочь из-за мимолетного каприза Солнца… Мы – и наши дети! – заслуживаем лучшего. Ваша дочурка Тайк заслуживает лучшего. – Оппи случалось видеть, как Теллер возится со своим сыном Полом, как он поет ему, как играет с ним в ладушки. Черт возьми, он ведь даже видел, как Теллер играл в ладушки с Тайк и как его угрюмое лицо светилось улыбкой. Эдвард часто носил в карманах конфеты специально для того, чтобы угощать ребятишек, которые попадались ему по пути из дома в лабораторию.

Роберт сказал Пэт Шерр, что он не из тех людей, которые привязываются. Питер был зачат случайно, когда у них с Китти случился роман. Оппи вспомнил лето 1940 года, когда он позвонил тогдашнему мужу Китти, врачу, за которого она вышла замуж менее двух лет назад, и объяснил ситуацию. «Полагаю, вы хотели бы, чтобы я оформил развод», – сказал доктор без намека на недоброжелательность. «Да, пожалуйста, – ответил Оппи и добавил: – И спасибо вам». Все так академично, так цивилизованно, очень современно.

Может быть, Теллер чувствует глубже, чем Оппи? Но его довод ошибочен или, по крайней мере, думал Оппи, недостаточно убедителен для того, чтоб поколебать его мнение. Вид обречен, цивилизация сгорит бесследно… Такой масштаб он был в состоянии охватить разумом. Но его родные дети? Их гипотетическое потомство, которое появится лет через двадцать и продолжится дальше? Я вас умоляю…

И все же даже если брать всю картину целиком – почему это должно его волновать?

– Нацисты, – медленно произнес он, – подарили миру лагеря смерти. Мы – атомное оружие. Хороших парней не бывает. – Он указал на ярко-голубое небо; они с Теллером отлично знали, что звезды находятся на своих местах, хоть и невидимы сейчас из-за солнечного сияния. – Может быть, это и есть ответ на вопрос Энрико.

Теллер нахмурился:

– На какой вопрос?

– Отсутствие жизни в других мирах. Тот факт, что у нас никогда не бывали представители внеземных цивилизаций.

– Ах, проблема марсиан… Она и впрямь обескураживает.

Они медленно шли дальше; Оппи попыхивал трубкой.

– Возможно. А возможно, и нет.

– Вы сомневаетесь в существовании более развитых цивилизаций?

– Более развитых? Пожалуй, нет. Соответствующих нам по развитию? Да, они, вероятно, возникают время от времени, но могут и не выживать.

Уголки рта Теллера на лице с глазами, спрятанными за зелеными линзами, уныло опустились.

– Ах, вы считаете, что все они в конце концов высвобождают силу атома и вскоре приходят к самоуничтожению.

Оппи непроизвольно вздернул брови: такая версия не приходила ему в голову.

– Нет, я предполагаю, что они были уничтожены.

– Каким же образом?

– Герлинг утверждает, что Земле и, следовательно, Солнцу 3,2 миллиарда лет, верно? А обнаруженная нами солнечная аномалия привязана к 1938 году, когда Отто Ган и Лиза Мейтнер открыли расщепление ядра.

– И?..

– Так ведь получается замечательное совпадение, не правда ли: наше Солнце уничтожит нашу планету практически в тот же момент, в космическом масштабе, когда мы открыли атомную энергию. Возможно, когда обитатели планеты начинают постигать истинную природу атома и содержащейся в нем энергии, они становятся настолько опасными, что им уже нельзя позволить свободно обретаться во вселенной.

– Позволить? – повторил Теллер с такой интонацией, будто это слово смутило его.

– И в таких случаях вселенная предпочитает истребить цивилизацию.

Они подошли к Бастьюб-роу.

– Бросили бы вы, Оппи, читать всю эту восточную мистику.

Оппенгеймер улыбнулся:

– Может быть.

– В любом случае мы должны дать бой, – сказал Теллер. – Если вселенная вздумает разделаться с нами, мы обязаны одолеть ее. А для этого нужно задействовать для начала ту самую коллекцию мозгов, которая у нас тут собрана. И вы можете возглавить нашу работу.

– Простите, Эдвард, но не могу. Я один раз уже попытался спасти мир, и…

– Оппи, не отказывайтесь. – Теллер опять обвел Гору взмахом руки. – Все это не должно закончиться вот так.

– Для меня это уже закончилось. Может быть, пришло время отпустить человечество, а может, и нет, но меня определенно пора отпустить. – Он умолк было, но решил, что такая новость очень скоро станет всеобщим достоянием. – Сегодня утром я отправил Гровзу заявление об отставке.

* * *

Перед скромным домиком под названием Фуллер-Лодж громоздилась приземистая платформа, напоминающая аллигатора, греющегося на осеннем солнце. Позади нее безвольно свисали с шестов в неподвижном воздухе флаги всех сорока восьми штатов. Гровз, в темно-коричневой повседневной генеральской форме, в пилотке, стоял на трибуне перед огромной толпой, собравшейся, чтобы попрощаться с Оппенгеймером. Впереди несколько сотен человек сидели на складных стульях, за их спинами стояли все остальные, а позади возвышались скалистые, поросшие соснами горы Сангре-де-Кристо.

– А вот еще одна награда, – проревел Гровз в три микрофона, поднимая мясистую руку, – помимо Премии «Е» от армии и флота[36] за выдающиеся достижения, – он улыбнулся Оппи, – благодарственная грамота от мистера Паттерсона, военного министра.

Гровз принялся зачитывать текст. Оппи слушал его со стеклянными глазами. Он не стал заранее сочинять благодарственную речь