Шрифт:
Закладка:
Возле окна стояло массивное мягкое кресло, а перед письменным столом – деревянное, украшенное элегантной резьбой. Лео сел в мягкое, Оппи досталось второе. Занавески были раздвинуты, через открытое окно в комнату вливался прохладный октябрьский воздух.
– Лично я умыл руки, – сказал Оппи, – а вот вам следует кое-что узнать.
– Неужели? – отозвался Силард.
– Да. Это… – Оппи сделал паузу, подбирая слово, – пожалуй… забавно. И трудно укладывается в слова. Очень уж дерзко. В общем, миру скоро придет конец.
– Это совершенно бесспорно, – согласился Силард, – если мы дадим военным возможность распоряжаться атомной энергией.
– Нет, нет, это никак не связано ни с военными, ни с бомбой. Дело в Солнце. Мы в Лос-Аламосе обнаружили, что в недрах Солнца, содержащих вырожденную нейтронную массу, идет взрывная активность. Через восемьдесят-девяносто лет вещество прорвется сквозь поверхность и вытолкнет наружу фотосферу и корону. Общая потеря солнечной массы будет незначительной, но перегретая плазма захлестнет внутреннюю часть Солнечной системы и уничтожит все вплоть до земной орбиты.
– Полагаю, что это ошибка.
– Очень хотелось бы на это надеяться. Однако позвольте представить вам обоснования.
Пока Оппи излагал то, что ему было известно, Силард сидел совершенно неподвижно. Когда Роберт пересказывал уравнения, глаза венгра чуть заметно округлялись и зрачки сдвигались вправо и влево; так он зрительно представлял себе математические формулы.
– Вы уверены? – спросил он в конце концов.
– Мои расчеты подтвердил Бете. И Ферми. И еще Теллер.
– Боже мой, – сказал Лео. – Это… Боже мой… – Его румяные обычно щеки утратили привычный оттенок. – Вы читали моего друга Герберта Уэллса?
– Конечно.
– На последних страницах «Машины времени» путешественник отправляется из 802 701 года от Рождества Христова на миллионы лет в будущее, чтобы увидеть конец нашего мира. Именно там он и должен быть – в невообразимо дальней дали! А не в столь близком будущем, которое я сам имел бы шанс увидеть, если бы правильно питался и занимался физическими упражнениями!
– Да, – сказал Оппи. – Мне очень хочется, чтобы это оказалось ошибкой.
– Раз – и все! – Лео щелкнул пальцами. – Вот так!
– Вот так, – мягко подтвердил Оппи. – Но Теллер считает, что физики, собравшись вместе, в состоянии найти решение.
Тон Лео немного смягчился:
– Это, как вы любите выражаться, очаровательная проблема.
– Не очаровательная, – возразил Оппи, – а горькая. Пепел тщеты.
– Но, – сказал Лео, – мы, скорее всего, не доживем до космической катастрофы, если позволим контролировать вопросы, связанные с атомной энергией, военным, от чего я не устаю предостерегать.
– Я знаю, что закон Мэя – Джонсона – дрянь…
– То же самое вы говорили об атомной бомбе.
– …и буду очень рад, если они выдумают что-нибудь получше, но продолжаю считать, что политикой должны заниматься политики.
– На этот счет мы с вами никогда не договоримся, – сказал Лео. – А вот то, о чем вы говорите – спасение мира! – задача для интеллектуалов, для ученых. Не для политиканов и не для солдафонов. Все знали, что наш Манхэттенский проект продлится самое большее несколько лет. Либо мы успеем раньше, либо Гитлер и Гейзенберг, но это была гонка, которой предстояло завершиться к 1944 или 1945 году. Никто не ожидает, что мы продолжим совместную работу в 1946 году, не говоря уже о 1950-х годах.
Оппи посасывал пустую трубку, которой он из уважения к Лео дал погаснуть, перед тем как войти в номер.
– Мы не будем работать вместе. Я ушел в отставку.
– Но это наверняка игра. Ваши способности незаменимы. Человечество…
– …встретит свою участь всей толпой, состоящей из парализованных душ. Мне нет до них дела.
– Какое-то дело вам все же есть, – сказал Силард. – Иначе вы не стали бы утруждать себя этим разговором.
Оппи нахмурился, в очередной раз повторяя про себя все те же слова: «Отныне я есмь Смерть, разрушитель миров». В «Бхагавад-гите» Вишну, один из элементов Тримурти – индуистского триединого божества, – наряду с Брахмой и Шивой старался вдохновить царевича Арджуну выполнить свой долг. Для пущего впечатления он принял многорукий облик и провозгласил: «Отныне я есмь Смерть, разрушитель миров». Вишну преуспел, и Арджуна исполнил то, для чего был предназначен, родившись воином.
У него заныло под ложечкой. Он, воспитанник Школы этической культуры, не был рожден воином, и это была не его битва.
– Я рассказал вам все это, так как знаю ваше… вашу страстность. Я сделал то, что мог, во имя короля и отечества. О, я буду продолжать заниматься атомной тематикой – Прометей обязан возглавить пожарную команду, – но не более того. Что касается выброса солнечной фотосферы… Теллер думает, что что-то можно сделать; возможно, он прав, но это не по моей части.
Лео посмотрел в окно на город, под крышами которого спали многие тысячи людей.
– Да, Теллер. Мой соплеменник-марсианин и старый друг. Я могу работать с ним. Но…
– Что? – подбодрил его Оппи.
– Манхэттенский проект начался, когда мир погряз в войне. Нам не оставалось ничего, кроме как забраться в постель к армии и правительству. Черт возьми. Роберт, ведь это я уговорил Эйнштейна написать Рузвельту. Но сейчас-то войны нет, и мы не нужны военщине.
– Если вы возьметесь за это, вам непременно понадобятся ресурсы, – ответил Оппи. – Деньги, люди. Вашингтон сможет стать вашим союзником.
– Прячетесь за метонимией, Оппи? Да, нам наверняка потребуются друзья в высоких сферах, а вот Пентагон определенно не нужен, и в первую очередь его строитель.
– Генерал Гровз…
– Агрессивный профан! И вы, Роберт, это знаете.
– Он высокого мнения о вас.
– Ему деваться некуда. Я… ах да, вы предпочитаете сарказму метонимию. В таком случае спросите себя: без кого нельзя будет обойтись, если мы все-таки возьмемся за эту работу – без него или без меня?
– То есть без ястреба или без голубя?
Силард скрестил руки на мощной груди:
– Ответьте на мой вопрос.
Оппи покачал головой:
– Я всего лишь говорю, что для каких-то дел военные подходят лучше всего. Ну а планы спасения мира вы обдумываете не первый год, так что вам и карты в руки. Тут я не силен.
Лео родился в 1898 году и в конце 1920-х и начале 1930-х годов активно пытался создать «Бунд»[37], общество интеллектуалов, которые могли бы сформировать будущую цивилизацию. Он действительно дружил с Гербертом Г. Уэллсом, таким же мечтателем-утопистом, высказавшим подобную идею в одном из своих романов, и даже некоторое время выполнял обязанности агента Уэллса по публикации зарубежных переводов