Шрифт:
Закладка:
План Сципиона был прост, изящен и коварен. Полководец ухватился за эти бессмысленные переговоры с Сифаксом только потому, что благодаря им его люди получали возможность беспрепятственно проникнуть во вражеский лагерь и на месте изучить расположение войск противника. Исходя из этого, главой посольства Сципион назначил Гая Лелия, опытного военачальника, лично преданного полководцу. Вместе с посольством Публий Корнелий под видом рабов стал отправлять во вражеское расположение центурионов и трибунов (Front.Strat. I. II. 1). Эти опытные воины переодевались в грязные обноски, вместе с посланцами проходили в нумидийский лагерь, где делали вид, что занимаются различными повседневными делами, обслуживая своих господ. Благодаря этому они беспрепятственно слонялись по вражескому расположению, изучали его устройство, запоминали, где выставлена линия сторожевых постов, куда выгоняют на выпас лошадей, где стоит царский шатер, прикидывали расстояние до лагеря карфагенян. Узнали, где находятся входы и выходы из лагеря, как несется дозорная служба и каков уровень дисциплины среди личного состава армии Сифакса. Для этого разведчики шли на различные хитрости, однажды они выпустили на волю коня и, пока его ловили в течение длительного времени, сумели изучить систему лагерных укреплений (Front. Strat. I. II. 1).
Среди разведчиков-центурионов был некий Статорий, человек, хорошо знавший военное дело. Можно осторожно предположить, что это был не кто иной, как Квинт Статорий, некогда обучавший римским приемам ведения боя пехоту Сифакса. В любом другом случае трудно понять, как и почему его смогли узнать нумидидийцы. Кроме того, Тит Ливий конкретно пишет о том, что Статорий был в звании центуриона (XXIV. 48). Тогда получается, что Фронтин просто неверно назвал имя разведчика, которого на самом деле звали Квинт. Когда центурион был опознан, Лелий приказал демонстративно избить его палками, тем самым показывая нумидийцам, что они ошиблись и перед ними действительно простой раб (Front. Strat. I. I. 3).
Иногда разведчики задерживались в нумидийском лагере на несколько дней, поскольку посланцы Сципиона сознательно затягивали переговоры. Римский полководец искусно подыгрывал Сифаксу, внушая ему надежду на благополучный исход переговоров и осторожно давая понять, что мирные инициативы могут быть приняты. В итоге нумидийский царь настолько вжился в роль миротворца, что совершенно утратил бдительность, свято уверовав в искренность намерений Публия Корнелия. Чем римский командующий блестяще воспользовался. Он стал периодически менять центурионов-разведчиков в составе посольства, чтобы как можно больше людей ознакомились с вражеским лагерем. Вернувшись в римское расположение, эти люди сразу же шли в палатку командующего и докладывали обстановку. О том, что происходит в расположении нумидийцев, Сципион знал не хуже самого Сифакса.
Как следовало из рассказов центурионов, нумидийский лагерь был более доступен для атаки, чем лагерь Гасдрубала. Внутри укреплений находилось лишь небольшое количество поставленных в беспорядке палаток и шалашей, большая их часть были сооружены за пределами рва и вала, на открытой местности. Свои палатки нумидийцы возводили из тростника и соломы, покрыв сверху циновками; множество воинов, пришедших в лагерь позже, укрывались в шалашах из листьев. Что касается карфагенян, то о них было известно значительно меньше, чем о нумидийцах. Тем не менее Сципион знал, что палатки пунийцев выстроены из сухого дерева, которое было собрано в ближайших окрестностях. Внимательно проанализировав доклады центурионов, Сципион решился атаковать вражеские лагеря. Операция была тщательно спланирована и продумана до мелочей. По замыслу полководца, главный удар наносился по лагерю Сифакса, для этого имелись два веских основания. Во-первых, дисциплина в нумидийском войске была значительно ниже, чем в карфагенской армии, во-вторых, их лагерь было легче поджечь. Последний пункт имел решающее значение.
К началу весны у римлян все было готово к нападению. Несмотря на то что переговоры с Сифаксом продолжались, Сципион распорядился спустить корабли на воду и установить на них метательные машины. Две тысячи легионеров полководец отправил занять господствующие над Утикой высоты. Причем сделал это так, что все передвижения и маневры были хорошо видны вражеским разведчикам. Сципион сознательно вводил в заблуждение Сифакса и Гасдрубала, стараясь внушить им мысль о том, что римская армия полностью сосредоточена на осаде Утики. На самом деле сделано это было для того, чтобы заблокировать в городе гарнизон и тем самым лишить его возможности принять участие в грядущем сражении. Чтобы не вызвать излишних подозрений, посланцы Сципиона пояснили Сифаксу, что римляне просто возобновляют осаду города, но не прекращают мирных переговоров. И чтобы подтвердить серьезность своих намерений, Публий Корнелий отправил к Сифаксу еще одну группу доверенных лиц, которые спросили царя, будут ли карфагеняне участниками мирного договора, если римляне примут условия царя. Или же надо отправлять посольство к Гасдрубалу и отдельно с ним договариваться. В любом случае посланцы не могут вернуться обратно в лагерь без ответа Сифакса.
Говорить о том, что карфагенский командующий не знал о переговорах зятя со Сципионом, не приходится. Как союзник и родственник, царь не мог не сообщить тестю о контактах с римлянами: просто пунийский военачальник до поры до времени не вмешивался в процесс. Когда время пришло, Гасдрубал стал обсуждать с Сифаксом мирные инициативы Сципиона. При этом нумидийский царь проявлял редкую беспечность, праздно проводя время в кампании приближенных, нисколько не заботясь о делах военных. Подкрепления продолжали прибывать, однако Сифакс махнул на все рукой и приказал воинам разбивать палатки за линией лагерных укреплений, чем еще больше увеличил беспорядок в расположении войск. Но пока Гасдрубал и Сифакс тешили себя надеждами на благополучный исход переговоров, Публий Корнелий выбирал удобный момент для атаки.
События развивались стремительно. Гасдрубал сказал Сифаксу, что согласен заключить мир с римлянами, после чего царь объявил об этом посланцам Сципиона. Послы вернулась к Публию Корнелию и доложили о решении вражеских военачальников. Чем в немалой степени озадачили полководца, потому что одно дело – внезапное нападение на вражеские войска в военное время, и совсем другое – сделать то же самое во время мирных переговоров. Самому Сципиону до всех