Шрифт:
Закладка:
Собственно, проблема с тем, как себя вести, когда закончится моя рабочая смена, разрешилась легко. Охранники пришли с группой других пациентов. Один из них, который должен был меня менять, был радостным и энергичным. Другие же, были хмурыми и выглядели весьма подавленными. Я тут же принял такой же истощенный вид, не выдавая, что у меня вполне сохранился интерес к происходящему. Впрочем, особо притворяться мне не пришлось, я и впрямь чувствовал сильную усталость.
Нас повели через цех, теперь я мог осторожно осматриваться. По всей видимости, работа в цеху шла круглыми сутками. Я попытался понять, что именно тут производят, но так и не смог. Детали были разнообразные и не складывались у меня в целую картину. При этом, цех был действительно очень большим. Прежде, чем мы свернули на лестницу, я успел насчитать около сорока линии конвейера, которые расходились в разные стороны. Сложно было удержаться от соблазна повертеть шеей, приходилось ограничиваться небольшими поворотами головы.
На лестнице, охранник вновь взмахнул рукой перед видеокамерой, на этот раз я смог заметить, его условный жест. Это были два выставленных пальца, остальные пальцы были сжаты. Перед следующей дверью, он показал уже пять пальцев. Мы спустились на пару этажей ниже, лестница уходила еще ниже, но мы повернули в коридор. Прежде чем нас повернули к стене, я успел насчитать около десятка тюремных камер.
— Заходим по одному! Первый пошел!
Я стоял самым последним, а потому, когда до меня дошла очередь, я уже мог оценить поведение остальных пациентов, которые зашли в камеру раньше. Все они тут же попадали на кровати, при этом, никто не разговаривал. Я прошел к свободной кровати и лег. Все лежали с закрытыми глазами, потому и мне пришлось прикрыть глаза. Дверь в камеру захлопнулась, после чего в камере воцарилась тишина. Правда, эту тишину слегка разбавлял гул от работающих цехов. Я попытался определить направление, откуда шел гул, но у меня ничего не вышло. Гул доносился с разных направлений, иногда затихая, а затем вновь появляясь.
Поэтому, я пришел к выводу, что наши камеры находятся где-то в глубине завода. Который, в свою очередь, расходиться на большую глубину вниз, так и по сторонам. Вывод про большую глубину я сделал основываясь на тех лестничных пролетах, на которые мы опустились, а так же по грузовым лифтам, которые я видел в цехах. Сейчас, в тишине камеры, я мог слышать их гул, который уходил куда-то в глубь.
А в камере было очень тихо, я даже приоткрыл глаза, чтобы убедиться, что нахожусь в ней не один. Мои сокамерники лежали на кроватях, изредка шевелясь, но никто из них не вставал и уж тем более не разговаривал. Причина такого поведения, мне была понятна. Усталость. Ее чувствовал и я, а еще к ней добавлялось чувство «похмелья» от того лекарства, что нам давали утром и в обед. Похмелье несло сильную апатию, грусть и тоску. Хотелось поскорее провалиться в сон и не просыпаться уже никогда. А если и проснуться, то только чтобы получить заветную таблетку и отправиться на работу.
Работа казалась единственным смыслом в жизни, ради которого хотелось жить. Я провел взглядом по сокамерникам и прикрыл глаза. Мне, в отличии от остальных, было явно легче. Своего внутреннего болванчика, который появился после приема таблеток, я уже научился контролировать, а потому все его тревоги и страдания, уже мало меня заботили. А вот что меня действительно заботило, так это мысль о том, как мне отсюда выбраться. Настоящий это центр реабилитации или нет, оставаться мне тут не хотелось. Лучше обратно в зону, в банду Степных Ужей или как их там. А то и вовсе организовать свою банду, выгнать Привратника из его логова и сидеть там до тех пор, пока не появиться более удачливый претендент.
Прошло примерно полчаса, окошко на дверях камеры открылась и в нем появилось уже знакомое лицо разносчика. Он осмотрел на список и выкрикнул номер. Один из сокамерников поднялся и подошел к дверям. Разносчик выдал ему какую-то таблетку, а следом пластиковый контейнер с ужином. На этот раз, никто не проверял, принял ли пациент выданное лекарство. Это было довольно серьезное отклонение от тех порядков, что я видел днем. Тем не менее, вызванный сокамерник тут же проглотил таблетку. На его лице, теперь, вместо усталости появилась расслабленная улыбка. Он взял контейнер и пошел к столу, где уселся и принялся ужинать. За ним вызвали следующего сокамерника и история повторилась.
— Пятый!
Я поднялся и подошел к дверям. Разносчик сунул мне таблетку, после чего контейнер. Сегодня он не предлагал что-то выбрать. Это было несколько странно, но спрашивать я не стал. Закинув таблетку в рот и проглотив ее, я пошел к столу. Усталость исчезла, а страдающий болванчик тут же затих. Ушли все тревоги, пришло состояние покоя, хотелось поскорее поесть и лечь спать.
Сев за стол и вскрыв контейнер, я принялся за еду. Сокамерники ели молча, даже не обмениваясь взглядами. Меня это молчание нервировало, но я старательно не подавал вида. Так и не сказав ни слова, сокамерники закончили ужин и разошлись по камере. Поведение у них изменилось, кто-то отправился в душевую кабинку, кто-то принялся прохаживаться по камере, разминаясь. Я тоже закончил с ужином, после чего отправился в освободившуюся душевую кабинку. Оплатив помывку, я узнал, что мой счет увеличился и теперь составлял двести два балла.
Помывшись, я отправился на свою кровать. Такое поведение не отличалось от остальных, один из моих сокамерников так же уже был в кровати. Я лег и закрыл глаза. Свет в камере постепенно затухал, оставляя лишь легкий полумрак. Приоткрыв глаза, я увидел, что на видеокамере мигает красный огонек. В голову пришла мысль, что этот полумрак не помеха для оператора, который следит за нами. А вот насколько нужно подобное наблюдение в этой химической тюрьме? Ведь все заключенные тут, постоянно находятся под воздействием наркотиков. Неужели, люди подобные мне, которые способны противостоять воздействию препаратов, не так уж и редки?
Если это так, то у местной охраны, наверняка есть способы вычислять таких людей. Я вздохнул и закрыл глаза, пытаясь уснуть. Сегодняшний день выдался очень тяжелым, а потому
