Шрифт:
Закладка:
Пусть Кидзу идет своей дорогой. Пусть он ведет подпольную работу, пусть делает что угодно — он снова возвращается к жизни, это его возрождение. У него нет ни жены, ни детей. Когда бы и в каком бы месте ни высадился враг на японских островах, Кидзу нечего там терять — у него нет близких, кого бы он мог опозорить. Даже если бы вся Япония сгорела в огне войны и превратилась в выжженную землю, лично его это бы не коснулось — для него земля Японии стала бы всего лишь покинутой землей.
Ну а Хуан? Судя по рассказу Кидзу, японская армия лишила его имущества, крова, жены, детей, всех родных. Он потерял все, что может потерять человек. Если спросить Хуана: «Что же у тебя осталось?» то последовал бы ответ: «Только идеи». Все, что он делает, подтверждает его право на такой ответ. Он еще более искусно, чем Кидзу, маскируется, «предает» и «обманывает», используя обстановку борьбы трех сил: ставки японского главнокомандующего в Пекине, чунцинского правительства 208 и коммунистов. Он стоит на твердых идейных позициях, у него все строго подчинено его цели. Хуану это можно. Во имя этой цели допустима любая хитрость.
Ну а кроме Хуана, есть ли сейчас кто-нибудь в Китае, кто живет нормально, кто не вынужден обманывать и приспособляться? Люди смеются тогда, когда должны были бы плакать, робко молчат там, где должны были бы кричать, почтительно кланяются и извиняются там, где имеют право осуждать и обвинять. Ограблена не только земля. Ограбч лены людские души, все человеческое отнято у людей. Сёдзо меньше чем за год постиг всю глубину несчастья народа оккупированной страны. Чудовищная жестокость к этому народу постоянно наталкивала его на мучительные размышления. С тех пор как началась война, только и слышно было: прежде всего мы должны победить. Эта штампована ная, затасканная во всех войнах и похожая на заклинание фраза наполнилась теперь для Сёдзо живым, реальным со-! держанием.
Но что принесет победа Японии? Положим, что эта война возникла в силу ряда причин, но ведь в конечном счете она затеяна фашиствующей милитаристской кликой, поддержанной капиталистами и политиканами, и, следовав тельно, плоды победы пожнут только они. В этом Сёдзо ничуть не сомневался. Победа даст им возможность закрепить позиции милитаризма. И сколько бы миллионов сол< дат ни полегло на поле брани ради их прибылей и процветания и на какие бы муки ни были обречены молодые жены, дети, старики — родители этих солдат, все эти жертвы лишь навоз, удобряющий почву, на которой еще пышнее расе цветет паразитизм буржуазии и произвол военщины. А неизбежные после войны бедствия? Ведь это, как малокровие у больных, перенесших тяжелую операцию. Экономическая разруха, нищета, безработица (ведь людей массами начнут выбрасывать с заводов!) и другие несчастья, которые выпадут на долю как побежденных, так и победителей... С этими неурядицами предпочтут, вероятно, справиться побыстрее, оперативно, по-военному. «К стрельбе изготовьсь! Огонь!» Это, конечно, самое простое. И вот, вместо того чтобы платить пособия по безработице резервной армии труда, ее оденут в солдатские шинели и снова погонят на какой-нибудь фронт. А тех, кто вздумает противиться, ждет закон об охране общественной безопасности, допросы, пытки, тюрьма. Вот что будет в Японии, если она одержит победу. Другими словами, капитализм, империализм — это бесконечные войны, и пока существует этот строй, для народных масс нет выхода.
Хуан и его друзья считают вражеской не только армию захватчика — об этом нечего уж и говорить,— но и армию Чан Кай-ши. Сёдзо это понимает. Но каких бы проклятий, какой бы ненависти ни заслуживала нынешняя японская военщина, подобает ли в борьбе с ней как с врагом перенимать те методы, которыми пользуются Хуан и его друзья? И если уж им следовать, то не лучше ли перенять их опыт создания единого национального антияпонского фронта, который был в начале войны? Они скрепя сердце попытались все забыть. Они примирились с чжецзянской финансовой кликой и пожали руку врагу, хотя рука эта была обагрена кровью бесчисленного множества их товарищей. Если сравнить положение в Китае в тот момент и положение Японии сейчас, то станет очевидным, что ей угрожает еще более тяжелый кризис. У Японии не один, а несколько противников, чаша весов склонилась сейчас в сторону наиболее опасного из них благодаря его военным успехам в районе Южных морей. Скорпион уже впился в хвост своей жертвы. И, может быть, правы те, кто считает, что национальная задача Японии сейчас — сплочение всех сил в целях изгнания этого скорпиона. И разве нет в этом общего с решимостью тех, кто пошел на совместную борьбу во имя великого принципа антияпонского сопротивления. Они, конечно, рассуждают так: все зависит от того, как повести дело. Пусть нам приходится жить со змеей, но и змеиный яд может быть полезным лекарством.
Призывы яньаньской Лиги освобождения дают наглядное представление о подобной тактике.
Но может ли скорпион ужалить только одну змею — японскую милитаристскую клику? Сёдзо сомневался в этом и потому не мог легко согласиться с идеей пораженчества.
Надежды пораженцев казались ему такими же призрачными, как надежды алхимиков добыть золото. В нынешней обстановке это опасный эксперимент. До того как яд скорпиона превратится в целебное средство, он может сгубить всех.
К тому же путь, по которому гигантский белый скорпион — американская армия — поползет вверх, уже определился. Сёдзо предсказал этот путь еще до того, как Рэйдзо Масуи заговорил о переезде Марико в горы Кудзю. Американцы будут продвигаться по тому маршруту, по которому ежегодно налетает тайфун с Южных морей. Остров Кюсю, который в тайфун сразу же заливает вода, несомненно, первым подвергнется налетам американской авиации. Откуда бы ни прилетали бомбардировщики, с ближайших баз или с авиаматок, остров, несомненно, подвергнется бомбардировке. А с моря начнется обстрел из дальнобойных орудий. И когда линкоры, представляющие собой плавучие форты, с авиаматками, напоминающими наседку с цыплятами, и всякие другие морские суда, соединившись в одно огромное целое, приблизятся к берегам, тогда выполнение последней задачи будет
