Старик встал, накинул плащ, расправил картуз.

— Заболтали вы меня. А ведь я не разговоры говорить шёл, а по делу.

Он вдруг ловким быстрым движением подхватил ружьё и широко шагнул вперёд — почти прыгнул. Никто понять ничего не успел, а Степан Михайлович уже взвёл курки, вскинул двустволку к плечу.

Из кухни на веранду вывалилась чёрная фигура, заурчала утробно, мутными глазами вперившись в тесную компанию живых людей. Марина Хадасевич взвизгнула, подскочила и, потеряв сознание, опрокинулась навзничь — Вовка Дёмин едва успел её подхватить.

Двустволка плюнула огнём — и половина головы ходячего покойника выплеснулась на стену веранды. Мертвец упал; его левая нога дёргалась ещё секунд сорок — все только на неё и смотрели. А потом Димку Юреева вырвало прямо на «Малую землю».

— Я вам жизни спас, — сказал Степан Михайлович, переламывая ружьё и длинным жёлтым ногтем выковыривая из стволов горячие гильзы. — А долг, как бы, платежом красен. — Он перезарядил двустволку, заглянул на кухню — там всё, вроде бы, пока было тихо, только в разбитых окнах ворочались от ветра отяжелевшие мокрые занавески.

— Деревню надо вычистить, — сказал Степан Михайлович, возвращаясь на веранду. — А одному мне управиться будет непросто. И рассвета ждать нельзя — за ночь покойничков может прибавиться. — Он подобрал с пола брошенное одеяло, накрыл им подстреленного мертвяка. — Так что, ребята, беру вас сегодня в подмогу. Многого не прошу, но хотя бы свет мне подержите, да молодыми глазами вокруг поглядите — и то, как бы, большая польза получится… Ну? Что скажете?..

— Я помогу, — решился Иван Панин. — Вы только говорите, что делать.

— Служил? — спросил старик, придирчиво оглядывая первого добровольца.

— Нет. Не успел.

— А это у тебя что? — Степан Михайлович пальцем показал на нунчаки, висящие у Ивана на шее.

— Оружие, — ответил Иван и, отойдя в сторону, продемонстрировал своё умение.

— Молодец, — сказал старик, чему-то улыбаясь. — Только это не оружие. Оружие вот. — Он тряхнул двустволкой. — А это палки на верёвочке.

Были видно, что Ивана такие слова задели и обидели. Но спорить он не стал, смолчал, только брови сильней нахмурил и отвернулся.

— Я служил, — угрюмо сказал Коля Карнаухов. Коле не давала покоя мысль, что это он во всём виноват. Он и приятель его Серёга. Если бы они тогда не пошли на танцы, если бы не знакомились там с девчонками, если бы не подрались с местными и не стали бы от них убегать. Ну или, хотя бы, выбрали другой путь для бегства…

— Сержант? — поинтересовался Степан Михайлович.

— Ефрейтор, — сконфузился Коля.

— Это я сержант, — вклинился в разговор Серёга Цаплин. — Внутренние войска, краснопогонник. По людям стрелять обучен.

— По людям стрелять не надо, — мягко поправил его старик. — Те, что на улице сейчас, они уже, как бы, не люди.

— Это я знаю, — сказал Серёга. — Это я ещё на танцах заметил.

— Как вас звать-то, ребята? — спросил Степан Михайлович.

— Николай.

— Иван.

— Серж. Серёга, то есть.

— Ну, вот вчетвером, как бы, и пойдём. Нормально. А остальные… — Степан Михайлович закинул ружьё за спину, убрал тесак в петлю на поясе, снял с крючка зажжённую керосиновую лампу. — Остальные будут дом охранять. Совхозное, как бы, имущество.

К выходу готовились недолго и суетливо — переоделись, переобулись, глотнули для храбрости местной превонючей самогонки, запас которой всегда имелся у Михи Приёмышева. Вооружились кое-как тем, что в доме нашлось: Иван нунчаки заткнул за ремень, а в руки взял штыковую лопату, наскоро отточенную здоровенным напильником; Николай забрал у Михи «финку», но главное своё орудие соорудил сам — на полутораметровый берёзовый черенок насадил две тракторные шестерёнки; рукоять получившейся палицы он обмотал тряпичной изолентой и даже подобие темляка сделал из распушённых обрывков верёвки, чтобы кровь из проломленных голов не брызгала сильно и не текла на руки. Серёга Цаплин к оснащению отнёсся ещё основательней: надел две фуфайки, оторвав у нижней рукава, обвился шпагатом; из гитарной струны и пуговиц смастерил удавку, забрал с кухни все ножи и распихал их по карманам, из трёхметрового шеста, что лежал на подстропилинах веранды, алюминиевой проволоки и выдранной из стены скобы изготовил пику, потом вспомнил вдруг про ржавый туристический топорик, от прежних поколений студентов оставшийся, отыскал его в кладовке и подвязал к поясу, — Серёга то ли игрался, то ли просто тянул время.

— Сначала постреляем тех, что у дома трутся, — пятый уже раз рассказывал Степан Михайлович, терпеливо дожидаясь помощников. — Для этого нам даже выходить не надо — из окон, как бы, постреляем. Потом пойдём на вашего старшего поглядим, заберём фонарик — он нам пригодится. В кустах пошерудим как следует — если кто и прячется там, на шум обязательно выберется или как-то даст о себе знать. А когда вокруг осмотримся, тогда уже пойдём по деревне, по домам. Покойнички всегда к живому тянутся. Вот рядом с живыми их и надо искать…

Поучал старик и остающихся в бараке:

— Мы выйдем, а вы сразу дверь заприте, заложите, и уходите в комнатку, где окон нет. Начальник ваш там жил? Вот к нему и идите, он теперь слова против не скажет. Водички прихватите с собой попить. Гвоздей надёргали уже, как я велел? Вот их возьмите, чтобы вход изнутри заколотить. И потом сразу же пробуйте потихоньку потолок разбирать: и руки делом займёте, чтоб в голову дурь не лезла, и выход на крайний случай для себя подготовите. Если мы до рассвета не вернёмся, поднимайтесь наверх, ждите, пока совсем светло не станет и с оглядкой через чердак выбирайтесь на улицу. В наши дома не заходите, бегите сразу в Жирово, ищите по проводам избу с телефоном и звоните Хромову Василию Степановичу, он в милиции работает и знает, что тут к чему. Ну а если, не дай Бог, доведётся… — Степан Михайлович перекрестился. — Бейте покойничков в голову, да посильней, да чем попадя. Только так их и