В экономической истории всякой культуры происходит отчаянная борьба, которую ведет против духа денег коренящаяся в почве традиция расы, ее душа. Крестьянские войны в начале позднего времени (в античности в 700–500 гг., у нас в 1450–1650 гг., в Египте – на исходе Древнего царства) оказываются первыми выступлениями крови против денег набравших мощи городов, которые желали бы прибрать к рукам землю[1015]. Говоря: «Кто поднимает (mobilisiert) почву, обращает ее в пыль», барон фон Штейн{690} предупреждал об опасности для всякой культуры; именно, если деньги не в состоянии овладеть имением, они проникают непосредственно в само крестьянское и аристократическое мышление; унаследованное, сросшееся с родом имение представляется тогда имуществом, лишь помещенным в земельное владение и как таковое, само по себе – движимым[1016]. Деньги стремятся поднять абсолютно все вещи на ноги. Мировая экономика – это сделавшаяся фактом экономика в абстрактных, полностью абстрагированных от почвы, текучих стоимостях[1017]. Античное денежное мышление обратило, начиная с времен Ганнибала, целые города в монету, целые народности в рабов, а тем самым в деньги, движущиеся со всех концов в Рим, чтобы проявить там свое действие как власть. Фаустовское денежное мышление «открывает» целые континенты, водную энергию колоссальных бассейнов, мускульную силу населения отдаленных ландшафтов, каменноугольные залежи, девственные леса, природные законы и превращает их в финансовую энергию, которая будет где-то приложена, чтобы реализовать планы правителей, в виде прессы, выборов, бюджета и армии. Все новые ценности – эти «дремлющие духи золота», как говорит Йун Габриэль Боркман{691}, – извлекаются из пока еще индифферентного в деловом плане содержания мира; все, чем являются вещи помимо и сверх этого, экономически никак не учитывается.

4

У всякой культуры – как собственный способ мыслить деньгами, так и характерный именно для нее символ денег, с помощью которого она зримо выражает в экономической картине собственный принцип оценки. Это «нечто», материализация существовавшего в мышлении, оказывается абсолютно равным по значимости цифрам, фигурам и другим математическим символам – проговариваемым, выписываемым, вычерчиваемым для уха и глаза, и при этом данная глубокая и богатая сфера остается почти совершенно неисследованной. Поэтому сегодня все еще невозможно описать ту идею денег, которая лежит в основе египетского натурального обращения и денежного жирооборота, вавилонского банковского дела, китайской бухгалтерии и капитализма евреев, парсов, греков, арабов со времен Гаруна ар-Рашида. Возможно лишь одно противопоставление аполлонических и фаустовских денег: денег как величины и денег как функции[1018].

Античному человеку окружающий мир представляется, также и в плане экономическом, суммой тел, переменяющих место, перемещающихся, оттесняющих, выталкивающих, уничтожающих друг друга, как описывает это Демокрит применительно к природе. Человек – тело среди прочих тел. Полис, как сумма тел, представляет собой тело более высокого порядка. Все вообще жизненные потребности образованы телесными величинами. Так что тело воплощает собой и деньги, точно так же как статуя Аполлона воплощает божество. Ок. 650 г. одновременно с каменным телом дорического храма и статуей, пролепленной как свободная со всех сторон, возникает монета – кусочек металла определенного веса в изящно отчеканенной форме. Стоимость как величина присутствовала здесь уже давно: она одного возраста с данной культурой. У Гомера под «талантом» понимается небольшое количество золотой утвари и украшений, образующих определенный суммарный вес. На щите Ахилла были изображены «два таланта»{692}, и еще в римское время общепринятым было указание веса на серебряных и золотых сосудах[1019].

Однако изобретение классически оформленного денежного тела настолько необычно, что его глубинного, чисто античного смысла мы так и не поняли. Мы полагаем его за одно из тех самых прославленных «достижений человечества». Повсюду с тех пор чеканят монету, точно так же как повсюду воздвигают статуи на улицах и площадях. А что еще остается делать? Мы можем скопировать внешний образ, однако придать ему такое же экономическое значение мы не в состоянии. Монета как деньги – это чисто античное явление, возможное лишь в мыслящемся всецело евклидовским окружении; но там она господствовала и во всей вообще экономической жизни, ее оформляя и образуя. Такие понятия, как «доход», «имущество», «долг», «капитал», означают в античных городах нечто принципиально иное, нежели у нас, поскольку под ними понимается не излучающаяся из одной точки экономическая энергия, но совокупность находящихся в одних руках ценных предметов. Имущество – это всегда движимый запас наличности, изменяющийся за счет прибавления и вычитания ценных предметов и не имеющий с земельной собственностью совершенно ничего общего. В античном мышлении то и другое радикальным образом разделено. Кредит состоит в ссужении наличных денег в расчете на то, что они могут быть отданы обратно в точно таком же виде. Катилина был беден, потому что, несмотря на его значительные поместья[1020], не нашлось человека, который бы доверил ему наличные деньги для политических целей; и колоссальные долги римских политиков[1021] имеют в качестве обеспечения не соответствующую земельную собственность, но вполне определенные виды на провинцию, движимые материальные ценности которой могут пойти в дело[1022]. Лишь мышление в телесных деньгах делает понятным целый ряд явлений: массовые казни богачей при второй тирании и в ходе римских проскрипций, с тем чтобы заполучить в свои руки бо́льшую часть находившихся в обращении наличных денег, переплавку в священную войну дельфийских храмовых сокровищ фокийцами, коринфских художественных сокровищ – Муммием, последних римских посвятительных приношений – Цезарем, греческих – Суллой, малоазийских – Брутом и Кассием без всякого внимания к их художественной ценности, поскольку имелась нужда в благородных материалах, металлах и слоновой кости[1023]. Те статуи и сосуды, которые перечисляются в связи с триумфами, были в глазах зрителей исключительно наличными деньгами, и Моммзен мог попытаться[1024] определить место битвы Вара на основании находок монет, потому что римский ветеран носил все свое имущество в благородном металле прямо на себе. Античное богатство – это никакие не активы, а просто куча денег; античная финансовая площадка – это не кредитный центр, как современные биржевые площадки или египетские Фивы, но город, в котором собрана значительная часть денежной наличности всего мира. Можно предполагать, что в эпоху Цезаря гораздо больше половины античного золота постоянно находилось в Риме.

Когда, однако, приблизительно начиная с Ганнибала этот мир вступил в эпоху безусловного господства денег, в тех пределах, на которые распространялась его власть, масса благородных металлов и ценных с точки зрения материала произведений искусства,