Более ленивый, спокойный. Без какого-либо графика. Поменьше экскурсий и вечеринок. Побольше встреч со старыми друзьями, как Даррен. – Я пожала плечами. – Но в любом случае вы здесь с ним, а ему только это и нужно. Провести время с любимыми людьми.

Со стороны лестницы послышались голоса и шаги.

– Как думаешь, другие в курсе? – шепнула я.

Леонардо хмыкнул.

Я не успела спросить его, что означает это хмыканье – появились Малёк, Хейли и Эйден. Хейли нарядилась в коктейльное платье до колен цвета лаванды, а парни надели темные джинсы и рубашки с короткими рукавами: Эйден – темно-синюю, Малёк – ярко-красную.

– Наконец-то! Долго же вы собирались, – воскликнул Леонардо. – Мы вас заждались.

– Прости, – отозвался Эйден. – Кое-кто по-свински оккупировал ванную. Поэтому мы задержались.

– Я же извинился, – пробормотал Малёк. – Хей, Рейна, прекрасно выглядишь!

– Спасибо. – Я рассмеялась. Не понимаю, чего они заморачиваются комплиментами. Я выгляжу как всегда.

– Нет, ты правда здорово выглядишь, – не отстала от ребят и Хейли. – Мне нравится цвет твоей помады. Красный тебе очень идет.

– Это правда, – не остался в стороне и Эйден.

Что за?.. И он тоже?

Это какая-то помадная магия?

Леонардо рядом издал странный звук: полусмешок-полустон.

– Мне кажется, нам уже пора, – заметил он.

– Где Элиза? – спросила Хейли.

– Я здесь! – Элиза вышла из гостиной, сногсшибательная в своем изумрудном платье без бретелек. – Вы готовы? – Она взяла Эйдена под руку. – Ну что, пойдем в отрыв?!

Глава 19

К нашему приходу вечеринка уже шла полным ходом. На лужайке стояли длинные прямоугольные столы, накрытые белыми скатертями. Их украсили крохотными ракушками, вазами с сухими палочками и листьями и глиняными лампами ручной работы, рассеивающими темноту.

Еду расставили на сверкающих серебристых подносах, плетеных подножках из пальмового листа или свежесрезанных банановых листьях. Разнообразие продуктов впечатляло: острые ямайские пирожки, липкие пирожки с гуавой, картофельные рёшти[23], ломтики сочного арбуза и ананаса. Жареные креветки в медовой глазури лежали тут и там на длинных деревянных шпажках. Вокруг вазочек с пикантным тамариндовым соусом горками возвышались кексы с соленой рыбой и фолоури[24]. В одном углу устроили мини-бар с запотевшими бутылками розового ромового пунша. Точно так же, как это делала мама.

Если не брать в расчет марку этого самого пунша, все остальное вроде обошлось без вмешательства Уильяма. Или нет.

Я резко остановилась.

– Что это за музыка, черт возьми?

– Похоже на… – Малёк склонил голову набок, прислушиваясь к словам: «В сторонку отойди, приветствуй короля. Послушать дай, как в унисон поет толпа. Движуха здесь и впрямь мегакрута». – Это же мы! – разулыбался он. – А знаете, эта инструментальная версия нашей песни мне даже нравится больше, чем наша.

Эйден кивнул с задумчивым выражением лица.

– Она и правда неплоха.

– Она ужасна, – отозвалась я.

– Ого, – нахмурился Малёк. – Да ладно тебе, Рей, скажи, что на самом деле думаешь.

Уильям. Он напакостил с музыкой. Я ожидала перемены в еде, в декоре, но не в музыке. Хуже можно было сделать, лишь вообще перенеся вечеринку из гостиницы в другое место. Последние десять лет на пуншевой вечеринке играл один и тот же музыкант. Он играл на стальных барабанах один и тот же сет-лист[25] в жанре калипсо. Ульям не имел права это менять.

– Мне нравятся наши добродушные перепалки, Рейна, – продолжал Малёк, – когда я начинаю разговор, а ты меня затыкаешь. Забавно. Но есть же предел…

– Прошу прощения, – оборвала его я, углядев на краю лужайки Уильяма.

Он стоял в сером приталенном костюме с бокалом пунша в руке. Я направилась к нему.

– Пьешь на работе? – спросила его.

Было ошибкой доверить ему организацию вечеринки. Пари тоже было огромной ошибкой.

– Ты об этом? – поднял Уильям бокал. – Его дал мне твой отец, похлопав по спине, со словами: «Отличная вечеринка. Молодец». Чего ж не выпить? – Он обвел рукой окружающих нас людей. – И, как видишь, вечеринка идет сама собой.

Как же мне хотелось, чтобы он солгал насчет пунша, но папа запросто мог такое вытворить.

– Это кто? – указала я на музыканта. Не нашего обычного барабанщика. Этот был слишком молодой, слишком понтовый в черных обтягивающих штанах и расстегнутой серебристой рубашке. С толстенными серебряными цепями на шее. Его игра на стальных барабанах и рядом не стояла с игрой нашего бывшего музыканта.

– О… в этом году мы наняли нового человека. По правде говоря, это была идея тети Хелен, а твой отец ее одобрил.

– Тети Хелен? – Мне вспомнилось, как я застала ее у папы в кабинете. Она с этим ему помогала? – А к пуншу «Симоны» тетя Хелен, случаем, руку не приложила?

– Да, его тоже порекомендовала она, – вздохнул Уильям. – Что, Рейна, и из этого проблему сделаешь? Тебе нужен был барабанщик? Вот тебе барабанщик.

– Он должен был играть классику калипсо. Гости ждут аутентичную музыку.

– И под словом «аутентичную» ты подразумеваешь «старую»? Оглянись, Рейна. Все веселятся. Ты высасываешь проблему из пальца.

Я покачала головой. Нет, это неправда…

Посмотрела на танцующих людей. Да, они веселились. Да, они улыбались. Но только потому, что не знали лучшего. Музыка абсолютно не та: чересчур громкая, чересчур электронная. Она должна быть совершенно другой.

Уильям самодовольно ухмыльнулся. Как же мне хотелось стереть с его лица победоносное выражение. Но мне нечего было ответить ему.

– Рейна, милая моя.

Последний человек, которого бы я хотела видеть сейчас – тетя Хелен – обвила мою талию рукой и заключила меня в облако мятно-кокосового аромата. На ней было бордовое платье и в тон ему повязка для волос. С ушей свисали золотые серьги-кольца. Другой рукой она притянула к себе Уильяма.

– Уилл, прекрасная работа. C’est magnifique![26]

– Спасибо, тетушка, – отозвался Уильям.

Уилл? Тетушка?

Да что здесь, черт возьми, происходит?

– Похоже, Де Ла Айрон пользуется успехом. – Уильям кивнул в сторону барабанщика. – Еще раз спасибо, что порекомендовала его. Его музыка полна той самой свежести и новизны, которую я искал. Рейна как раз говорила о его игре.

– Не правда ли, он божественен? – Тетя Хелен ждала моих восхищений. – Талантливый молодой человек. Мы с твоим папой услышали его на пляже. Там никто не смог устоять, все бросились танцевать.

Я стояла не шелохнувшись, будто пригвожденная к месту. Почему она еще здесь? Разве ей не нужно возвращаться в Канаду? Ее бизнес там. Зачем она сует свой нос в мой бизнес?

– Как там говорится, Рейна? – задумчиво произнесла она, а потом сама ответила на свой вопрос: – «Музыка выражает то, о чем невозможно сказать, и то, о чем невозможно молчать»[27]. И ведь