гораздо быстрее, чем раньше. Я был очень счастлив, но, в конце концов, то, что произошло, было только тем, что я ожидал, тем, на что я, так сказать, играл, и, вероятно, будет дальнейший рост. Если бы Браун и Джонс не были так поспешны, если бы они, скажем, продали половину акций, я мог бы добиться большего. Пока эти мысли проносились у меня в голове, Вентворт внимательно читал письмо. Когда он закончил очень методичное изучение письма, он серьезно посмотрел на меня и сказал:

– Хм, интересно. Повезло, что они закрыли акции, а?

– Я не так уж много знаю об этом, – сказал я. – Вероятно, произойдет дальнейший рост, когда новость станет известна в провинциях. Я открою еще двадцать тысяч, когда спущусь вниз.

– Тогда я выиграл свои скромные пять фунтов, – сказал Вентворт, затем продолжив весьма серьезно. – Поскольку моя репутация была вложена в это дело, я счел своим долгом подкрепить свое мнение пятью фунтами, что первое, что вы захотите сделать, когда выберетесь из этой передряги, будет желание снова в нее влезть.

– Знаете, мистер Вентворт, – сказал я в неистовой ярости, – все так, как я и ожидал. Вопреки вашему слову, по чести говоря, напротив, я выставил вас и ваших друзей дураками. Действительно ли ваше слово честное?

– Прошу прощения, – прервал его Вентворт так же спокойно, как и прежде. – Audi alteram partem[3]. Когда вы услышите мою версию этого дела, вы сможете судить, насколько под угрозой моя честь. Вчера вечером я сказал вам, что если ваша мебель в безопасности, то и ваши восемь тысяч фунтов в безопасности, и я только что сказал вам под честное слово, что я имел в виду то, что сказал. Я также только что сказал вам, что я был бы действительно жалким негодяем, если бы сделал вас объектом такой бессмысленной шутки, как вы предполагали. Клянусь всем, во что я верю. Теперь выслушайте мое оправдание. Двенадцать лет назад я уволился из армии с намерением поступить в коллегию адвокатов. Сейчас я студент юридического факультета с почти двенадцатилетним стажем. Как это так? Когда я уволился из армии, у меня было, после получения комиссионных, почти пятнадцать тысяч фунтов, и сейчас мне тридцать шесть лет, я не имею ни профессии, ни род занятий, и обычно мне не хватает нескольких фунтов. Как все это произошло? Фондовая биржа, мой друг. Мой опыт почти такой же, как у вас, не такой яркий, но почти такой же. Я спекулировал, выигрывал и проигрывал, потом чуть не потерял все состояние, чуть не отыграл его снова, оно было у меня в руках, как у вас, затем попробовал играть на бирже снова и потерял все. С тех пор я зависел от щедрот, как вы знаете, моей тети. Благотворительность обладает многими достоинствами, но пунктуальность и уверенность в оплате не входят в их число. И пока вы не узнаете, что значит не иметь определенного фонда, из которого можно было бы черпать, вы никогда не поймете, почему "Bis dat qui cito dat"[4] сегодня является такой же максимой, как и две тысячи лет назад. Вкратце, моя карьера просто, как и у тысяч других, шла по неопределенному пути, связанному с неопределенными финансами. Я хотел бы, чтобы меня пригласили в коллегию адвокатов, построить здание для славы и все такое, но последние десять лет, по крайней мере, меня постоянно заставляли усердно работать, устраняя пробелы в моем собственном доме. Таков был мой опыт с тех пор, как я потерял свое наследство, но это было ничто по сравнению с опытом тех, кого я близко знал и кто вложил свои состояния в фондовую биржу. Итак, когда я встретил вас вчера вечером, я все знал о том, что вы проиграли и выиграли свое состояние, потому что примерно за десять минут до этого я встретил одного из клерков Брауна. Я прекрасно понимал, что если вы вернетесь в офис Брауна, то снова откроете часть, если не весь счет, и через несколько дней окажетесь по уши в трясине. Я знал, по крайней мере, два случая, когда люди, разорившиеся на фондовой бирже, такие же благородные и благовоспитанные люди, как вы или я, потерпели еще большее горе в своих попытках вернуть свое состояние. Поэтому я решил, пока еще есть время, попытаться дать вам некоторое представление о том, каково это – быть без денег, и о том, как трудно зарабатывать деньги, если у вас их нет. Моя необычная идея состояла в том, чтобы на одну ночь показать вам, что такое нехватка денег и к чему это может привести, а именно к изгнанию и, возможно, тюремному заключению и смерти. У меня была назначена встреча с тремя русскими в таверне на Грейсчерч-стрит. Я пошел навестить их, оставив вас у Берча. Я рассказал им удивительную историю ваших потерь и приобретений. В компании русских был человек с большими средствами, который держит холостяцкое заведение недалеко от Лондона и который очень любит театральные представления. И он, и русские с энтузиазмом взялись за это дело, и мои планы стали намного сложнее, чем были вначале. Джентльмен, о котором я упоминал, прошлым летом был в России и привез домой дрожки, на которых вы ехали прошлой ночью. Униформа была частично взята из его гардероба, а частично у костюмером в Ковент-Гардене. Телепороном был хлороформ (который, кстати, не менее замечателен и гораздо полезнее, чем мог бы быть любой телепорон). Я и еще двое, один из которых был хирургом, вывели вас из ресторана, посадили в карету и отвезли к тому месту, где вы обнаружили, что сидите на камне. Затем за вами внимательно наблюдали, и когда вы пришли в себя и посмотрели на указатель, русским подали сигнал. Название на указателе, смею заметить, было изменено, как только вас взяли под стражу. Караульное помещение было домом джентльмена, о котором я упоминал. Туркоман был ирландским студентом-медиком, и залп, который вы слышали, был произведен, когда его несли в постель пьяным без чувств. Кизил-Арват, по крайней мере, тот Кизил-Арват, в который вас доставили, был Темплом[5], и комната, где вы расстались с капитаном Омаровым, находится не очень далеко. Если бы вы проявляли достаточный интерес к военным вопросам, чтобы принадлежать к добровольцам, ваши подозрения могли бы быть вызваны винтовками и другими вещами в комнате, потому что вы проявили хладнокровие, которое удивило всех, и особенно русских. Однако я знал, что в этом вопросе мы были