- Жди здесь, - приказывает ему Харальд, однако Мариус, сгорбившись, сжавшись, маленькими шажками продолжает двигаться к выходу. Скороговоркой бормочет:

- Вы уж не обессудьте, господа хорошие, но я человек старый, больной. Мне нужно отдыхать, а то кости ноют и голова болит и печень… Ох, моя бедная печень...

- Ринхар, не позволяй ему уйти до нашего возвращения, - обращается Харальд к брату, сразу заслонившему собой проем.

Взгляд, которым младший Вейзер меня провожает, когда я миную проем, не на шутку напрягает. Называется, «облапал, ни разу не прикоснувшись».

Оказавшись снаружи, я гашу пламя и следую за ним. Рука об руку с этим сильным мужчиной мы углубляемся в поле. В свете луны, в мерцании звезд его кожа сияет особым блеском, ужасно напоминающим цвет чешуек. Металлическое сияние завораживает, а его густая, плотная энергетика меня успокаивает и одновременно заряжает силой.

Осознав свои эмоции, я вздыхаю.

Дожили.

Оборотень стал для меня, охотницы на нечисть, источником силы.

Наконец, оказавшись в самом центре полянки, мы останавливаемся среди поющих кузнечиков. Какое-то время молчим.

Лорд Вейзер поворачивается ко мне, но руку мою не выпускает. Мне кажется своим легким, невесомым прикосновением он держит меня всю, от макушки до кончиков ног. И мне совершенно не хочется от него отстраняться. Наоборот.

Пусть потянет к себе, и я, наверно, поддамся.

- Харальд…

Его имя звучит, как любовный напев, от которого сердце бьется быстрей, и я снова перекатываю те же звуки на языке:

- Харальд...

- Ари, девочка моя... - шепчет он, приближаясь. - Ты стала дорога мне так быстро. Я и сам не заметил, когда из очередной наемной охотницы ты превратилась в мою, особенную. Тебя вдруг стало слишком мало в моей жизни... Я слышал твой разговор с опекуном о замужестве. Ты должна выбрать. Или я, или другой, незнакомый. Я тебя не обижу, клянусь. Соглашайся.

- Не хочу стать оборотнем, - с огромным трудом включаю разум, что совсем ослабел под натиском эмоций. - Ты можешь меня задеть зубами… Пусть даже случайно. И тогда все. Конец.

- Я много лет учился самоконтролю, - его пальцы нежно поглаживаю мне кожу на ладошке. Это ощущение настолько приятно, что я с трудом удерживаюсь от стона. - Поверь, я держу под контролем каждый свой укус.

От его прикосновений я лишаюсь способности думать адекватно, потому что внезапно меня пронзает дикое до боли желание ощутить на своей коже его крепкие зубы. Мне стоит огромного усилия воли, чтобы отобрать свою ладонь из его пальцев и дрогнувшим голосом попросить:

- Дай мне время для размышления. Пожалуйста.

- Думай, сколько хочешь, - разрешает он. - Когда мы вернемся в каменную нору к твоему дяде, ты должна дать ответ.

Да уж.

Думай, сколько хочешь...

- Обещай, что дашь мне свободу. Что не будешь принуждать меня к близости.

- Только с твоего согласия, - кивает мужчина. - Обещаю.

- Тогда я согласна... На замужество... Наверно.

На лице Харальда расцветает счастливая улыбка. Снова взяв за руку, он без промедления ведет меня обратно. Хотя я все еще слаба и хотя мы идем по неровной земле, густо заросшей травой, чувствую, будто иду по облаку. Даже не иду. Парю, легкая и счастливая.

Кажется, впереди меня ожидает невероятное приключение. Рискованное, эмоциональное, но восхитительное!

Вот только мой радужный настрой не длится долго.

Глава 32

Когда мы подходим к укрытию, настроение немного скисает. Там, за каменными стенами, меня ожидают целых две проблемы.

Одна разрешимая. Жадный Мариус, с которым теперь предстоит договориться о сумме выкупа.

А вторая проблема — это родственник будущего мужа. Псих, с которым, вероятно, придется пересекаться, а в худшем случае делить одну жилплощадь. Пусть просторную до неприличия, но все же.

Когда мы заходим в каменную нору, там темно и тихо.

Куда подевался Мариус со своей лампой?

Закончился керосин?

Жуткое предчувствие окончательно гасит радостное предвкушение, что до этой секунды еще тлело в груди.

Харальд внезапно сжимает мне руку покрепче, дыхание его учащается.

Вот сейчас становится по-настоящему страшно.

Мое пламя резко вспыхивает в воздухе, обнажая странную действительность.

Ринхар стоит в центре помещения и в одиночестве рассматривает лист бумаги.

Окидываю быстрым взглядом неровную земляную поверхность. Здесь нет никаких предметов — ни стульев, ни столов, ни бревен. Только каменные стены, построенные прямо на утоптанной земле. Спрятать, к примеру, бездыханное тело здесь не возможно.

Уже хорошо…

Убийства Мариуса, судя по всему, не случилось.

Так почему тогда тоска тугим кольцом сжимает мне грудь?

- Объяснись, - цедит Харальд сквозь зубы, вставая между мной и братом в очень недружелюбной позе. В его голосе нет эмоций, лишь леденящий холод.

- Я решил проблему. Даже две, - говорит псих, постукивая по листку бумаги.

Он будто не замечает трескучий мороз в интонациях лорда, от которых даже меня пронимает до кости. И язык жестов игнорирует. Пялится в бумагу, скалится какой-то жуткой, мечтательной улыбкой.

- Ты не хотел терять хорошую охотницу. А я хотел остепениться… Все сошлось в одной точке. Капля моей крови на документ - и у меня теперь есть жена. И охотница теперь всегда под боком.

От его слов что-то больно рвется в душе, а в горле становится сухо.

- Познакомься! - псих утрированным, клоунским жестом наводит на меня открытую ладонь. - Мою жену в девичестве звали... - он снова утыкается в бумагу, - Ариана Микоф, но с этого момента перед тобой находится госпожа Ариана Вейзер. Я буду звать тебя, - Ринхар поворачивается ко мне и ощупывает оценивающим взглядом, - Ари… Хотя нет. Лучше Ана. Ведь раньше тебя так никто не называл?

- Бред! - выплевывет Харальд с яростью и требовательно протягивает к бумаге ладонь. - Даже ты не мог сотворить подобную глупость!

- Я требую хотя бы при моей жене не высказывать подобного неуважения, - холодеет голос Ринхара.

Стою остолбеневшая. Кажется, если я начну шевелиться, я стану частью этого кошмара. Не может же все это происходить наяву!

Надо просто переждать.

Надо проснуться.

Смотрю, как Харальд читает бумагу, как напрягаются мышцы крепкой шеи. Как он медленно вертит головой из стороны в сторону, словно разминаясь. Затем, отшвырнув бумагу, он молнией кидается на брата, валит на землю и осыпает ударами, от которых под ногами трясется земля, а любые кости должны бы вдребезги расколоться...