Но я всё же склонялся найти девушку за пределами учебного заведения. Желательно такую, чтобы мозг не сношала и проблем не создавала. Вот только когда, если всё время занимают учёба и тренировки?

Мне сразу подумалось, что стычка на тренировочной площадке могла быть провокацией. Вдруг Шереметева сама весь этот спектакль устроила по просьбе своего влиятельного родственника? Удивительно, конечно, что Святослав так быстро обо всём узнал, но исключать нельзя. Поэтому в тот же вечер я позвонил Степану Оболенскому. Надо было выяснить, что это за студенты такие — Огинский и Шаховской.

Степан быстро взял трубку.

— Добрый вечер, Алексей. Ну что, вы уже освоились на новом месте? — спросил он.

— О да, ещё как освоился, — усмехнулся я. — Всё хорошо. Знаете, мне тут кое-какая информация нужна. Вы узнали про надзирателя?

— Да, выяснил. С Комаровским порядок. Человек проверенный. Дайте ему десятку, и он не будет обращать внимания на мелкие нарушения. В пределах разумного, конечно же.

— Благодарю. Ещё нужна информация про двух студентов. Евгений Огинский и Алексей Шаховской. Они маги земли, учатся на третьем курсе.

— Что-то случилось? — догадался Степан.

— Повздорили немного. Синяков ни у кого нет, но возможно, провокация.

— Я же предупреждал, что надо быть осторожнее. Как так получилось?

— Ничего особенного. Я тренировался, они прицепились ни с того, ни с сего. Пришлось проучить.

— Травм нет?

— Не-не, всё чисто. Я же говорю, ни синяков, ни переломов.

— Ладно. Поспрашиваю, кто такие. Про Огинского я слышал. Были жалобы, он дрался пару рас с кем-то. Если это тот самый, не страшно. Какая-то побочная ветвь, кажется… Ещё раз назовите имена. Запишу.

Я продиктовал имена задир, и мы с Оболенским распрощались.

Меня беспокоило, что эти двое теперь постоянно будут до меня докапываться. Назойливых мух я не боялся, но отмахиваться устану. Они знают, где я тренируюсь, могут и друзей позвать на помощь.

На следующий день мне удалось познакомиться с тремя ребятами из группы с нашего факультета. Они тоже происходили из не титулованных дворянских семей. Герб носил только один, но при этом родители его были столь бедны, что парню приходилось жить в общежитии, как, впрочем, и двоим его приятелям. А вот мои друзья, Фролов и Петровский, поселились в квартирах.

Таким образом у нас сколотилась компания из шести человек, включая меня, а я теперь знал, что делается в группе А1-2, из которой были мои новые приятели.

Тем временем близилось воскресенье. В воскресенье занятий не было, а значит, мы могли провести время, как нам вздумается. Разумеется, ребята рвались в город. Все они недавно учились в гимназиях, а там порядки были строже, ученикам даже театры и кафе не разрешалось посещать. Студенты же имели больше свободы. Я предложил отправиться в центр Москвы и по ходу дела определиться, где провести время.

Ехать собирались все вшестером, однако прежде надо было встретиться с Никой. Я дал ей поручение выяснить всё о господине Никитине и его делах в Москве, и стражница за неделю добыла кое-какую информацию.

После окончания занятий, я, Павел и Даня выходили из третьего корпуса. Возле крыльца толпились пятеро парней. Двоих я узнал сразу — вчерашние задиры. Едва мы спустились по ступеням, как компания двинулась нам наперерез. Неужели опять драться хотят? Вряд ли конечно. Не у главного же крыльца.

— Добрый день, господа студенты, — поздоровался с нами Огинский.

— О, знакомые лица, — ответил я. — Ну привет, чем обязан?

Лицо Огинского стало мрачнее тучи. Кажется, мой тон его бесил.

— Не имеете вы уважение, господин Васильев. Придётся вас всё же научить уму разуму.

— Ты уже пытался.

Огинский рассмеялся:

— Ты имеешь ввиду ту возню? На этот раз я с тобой играться в игрушки не собираюсь. По серьёзному поговорим, «за забором». Что скажешь?

В глазах моего недруга мелькнул злорадный огонёк. Неужели думал, что я испугаюсь? Или это провокация? Точно! Малолетний ушлёпок хочет выманить меня туда, где устроят засаду люди Шереметева. Вот же скотина! Целый спектакль разыграли. Или всё же нет? Откуда Огинскому было знать, что я наваляю ему вчера? Почему он сразу меня не вызвал вместо того, чтобы устраивать бессмысленную потасовку?

В любом случае, отказываться было нельзя. Кодекс чести, мать его.

— Хорошо. За забором, так за забором. Когда? Где?

— Предлагаю завтра. В шесть вечера. Сосновая поляна.

— Я свободен в это время. Приду.

— Отлично. Приводи с собой свидетелей, чтобы всё, как положено, — предупредил Огинский и добавил с тихой злость. — Посмотрим, как ты запоёшь, когда я раздроблю твои кости. Будешь о пощаде молить.

— Ага, обязательно, — кивнул я. — Только после вас.

— И смотри, не разболтай. А то знаем мы, как обычно делается.

— На этом всё?

— Всё. Вопросов больше не имею. До встречи.

Что именно обычно так делается, Огинский не сказал. Зато потом этот момент мне объяснил Павел. Если кто-то из дуэлянтов не желал драться, он мог «случайно» сделать так, чтобы узнал кто-то из руководства, и тогда поединок могли запретить. Вроде бы и не трусость (никто же не докажет, что ты сам себя сдал), и рисков никаких, поскольку магические сражения часто приводят к тяжёлыми травмами.

Даня мне тоже советовал так поступить, но я понимал, что это — не вариант. Таким путём конфликт не разрешить, лишь кривотолки пойдут, а там глядишь, появятся и новые задиры, которые решат проверить меня на прочность. Я должен был успокоить Огинского и покончить с этим делом раз и навсегда, чтобы ни один сопляк ко мне больше не посмел цепляться.

Но Степана Оболенского я всё равно решил поставить в известность, понимая, что Огинский мог меня провоцировать по велению Святослава Шереметева.

Позвонил Степану вечером.

— Я же сказал, будьте осторожнее, — раздражённо произнёс он. — Первая неделя — и уже дуэль. Когда меня попросили приглядеть за вами, я не думал, что возникнет столько проблем. Как так получилось?

— Я уже вам рассказывал, как, — ответил я. — Мне нужны сопровождающие, чтобы исключить покушение.

— Лучше просто не ходите. С Огинским мы уладим дело.

— Нет. Я не хочу, чтобы дуэль прервали. Иначе с меня не слезут. Сам разберусь.

— Такое случается.