Шрифт:
Закладка:
– Может, он голоден? – предположила я.
Мы уже вернулись в дом. Я расстегнула верх ночной рубашки, и Фредди немедленно прильнул к моей правой груди и принялся сосать, словно в последний день.
– Не забудь трюк с коленом!
Оливия показала мне, как положить его животиком себе на колени, чтобы успокоить.
– Ты быстро учишься, – отметила она. – Теперь, когда он сыт, как насчет обеда для девчонок? Тебе нужно поддерживать потребление калорий, чтобы не пропало молоко. У меня есть прекрасный коврик с симпатичным мобилем, который нравился моим детям. Фредди будет лежать на полу, а мы сможем присматривать за ним, пока едим. – Она довольно вздохнула. – Должна сказать, очень приятно снова иметь в доме малыша.
– Хьюго, похоже, так не считает, – заметила я. – Слышала, как вчера он спросил у тебя, когда мы планируем уехать.
Оливия замахала руками, словно отгоняя мои слова.
– Не придавай значения. Он не силен в обращении с крохами. Ты можешь оставаться столько, сколько захочешь.
Что-то было не так.
– Я думала, смысл в том, чтобы заставить Тома понять, как мы ему нужны.
– Ну да. Но я надеюсь, что была полезна. С маленьким ребенком бывает страшно, когда не знаешь, что делать.
– Так и есть. И ты очень помогла. Спасибо тебе.
Мне не хотелось проявлять неблагодарность, но проснуться и обнаружить, что Фредди вот так исчез, было ужасно. Я чуть было не сказала это вслух, хотя мы гостили в ее доме и она была так добра.
– В любом случае, – добавила Оливия, – Том позвонил узнать, сможет ли он прийти сегодня вечером. Я не хотела тебя будить, но ответила «да». Надеюсь, ты не против?
– Конечно, – сказала я. Но мое сердце затрепетало. – Спасибо.
– Не благодари. Он твой муж. И имеет полное право видеть своего ребенка. Я уже говорила, что ты должна у нас чувствовать себя как дома. – Затем она пробежала взглядом по голубой ночной рубашке, которую одолжила мне, а я все еще не потрудилась сменить. Мне казалось, в этом не было смысла. Фредди постоянно отрыгивал на меня. – Нам нужно переодеть тебя, – продолжила она. – У меня есть несколько нарядов, которые подойдут. А еще стоит поработать над послеродовыми упражнениями. Не волнуйся. Ты в мгновение ока восстановишь фигуру.
Она протянула руку и пригладила мои волосы.
– Ну разве не прекрасный цвет? Замечательное вороново крыло. И вижу, что он натуральный. Но тебе требуется кондиционер. У меня как раз есть подходящий. Мой парикмахер сам его делает. Люди готовы убить за эту формулу!
Когда Оливия закончила возиться со мной, я едва смогла себя узнать. На мне было простое темно-синее платье-рубашка, которое скрывало выпуклый после родов живот и выглядело, надо сказать, удивительно хорошо, учитывая, насколько далеко оно было от длинных летящих платьев или мешковатых джинсов, которые я привыкла носить. Еще Оливия одолжила мне пару туфель на невысоком каблуке и сережки, по ее заверениям, совершенно новые.
– У меня их уйма, – сказала она. – Жемчуг тебе идет.
Я никогда не была поклонницей жемчуга – свои серьги обычно делала сама из бусин и швенз с рынка. Однако выражение лица Тома того стоило. Фредди крепко спал в люльке, но от звука голосов проснулся. Я быстро подняла его и прижала к плечу, поглаживая спинку так, как меня научила Оливия. Он успокоился, и я развернула его. Казалось, Фредди пристально изучал лицо Тома. Я и не подозревала, что младенцы могут походить на стариков. Такие вдумчивые. «О чем же он размышляет?» – гадала я, пока Оливия выходила из комнаты, чтобы дать нам время побыть наедине.
– Вот. Возьми его.
Держа Фредди на руках, Том казался таким же взволнованным, как и раньше.
– Попробуй поговорить с ним, – предложила я.
Лицо мужа стало озадаченным.
– Что же мне сказать?
Меня обрадовало, что с нами нет Хьюго и Оливии.
– Что угодно. Спой ему, если хочешь.
К моему удивлению, Том запел. Я никогда прежде не слышала, как муж поет. Это была тихая колыбельная с незнакомыми мне словами.
– Мама меня научила, когда я был маленьким, – закончив, сказал Том. – Ее родители были из Уэльса.
– Что ж, это сработало. Посмотри, как он счастлив.
Муж нахмурился:
– Ну а я несчастлив. Неправильно, что тебя нет дома.
– В ту ночь, когда он родился, ты даже не был уверен, что мы тебе нужны, – заметила я.
Его огорчение казалось искренним.
– Мне очень жаль. Но это был шок. Если бы только я узнал правду от тебя, а не из медицинских записей.
– Знаю, – быстро сказала я. – И уже говорила, что сожалею.
– Мы можем попробовать еще раз?
Оливия предупреждала, что так и будет. «Не соглашайся вернуться домой слишком быстро, – повторяла она. – Пусть попотеет. Убедись, что он действительно хочет твоего возвращения, а не старается из чувства долга».
– Пока нет, – осторожно ответила я. – Мне тоже нужно время, чтобы все обдумать.
Он кивнул:
– Разумеется. Могу я зайти завтра вечером?
– Конечно.
Когда после ухода Тома я рассказала обо всем Оливии, та одобрительно кивнула:
– Ты поступила правильно. И конечно, можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь. – Она рассмеялась. – А если пожелаешь, то и навсегда. Нам нравится, что ты здесь. Хьюго придется вести себя хорошо, а для меня просто замечательно снова обнимать малыша.
Оглядываясь назад, я понимаю, что те дни с Оливией были совершенно особенными. Я рассказывала ей то, чем раньше ни с кем не могла поделиться. Например, о том, что происходило со мной в тюрьме.
Мы с ней сидели на огромном мягком диване из какого-то шикарного салона в Челси, уютно устроившись под голубым кашемировым пледом цвета утиных яиц; у каждой в руке был бокал. Я не пила с тех пор, как узнала про беременность, но Оливия заверила меня, что немного вина не повредит.
Девочки уже легли в постели. Фредди спал в кроватке наверху, а Хьюго был «на работе». Оливия взяла напрокат фильм на дивиди. Драму о женщине, которая находилась в бегах со своим сыном. Мое сердце забилось быстрее, когда мы добрались до сцены ее ареста, где героиню бросили в камеру, а ее кричащего ребенка забрали социальные работники.
– Не думаю, что это подходящее для меня кино, – сказала я, отводя взгляд.
– Прости, я не представляла, что все так обернется. – Оливия выключила телевизор. – Ты в порядке?
Меня трясло.
– Это навеяло воспоминания. Мою сокамерницу разлучили с сыном. Только став матерью, я понимаю, какой ужас ей пришлось пережить.
– А что случалось с женщинами, если
