– Малышей могли держать в тюрьме, пока им не исполнялось восемнадцать месяцев. Но потом им предстояло отправиться к родственникам или приемным родителям. – Мой взгляд затуманился. – Помню, после такого одна женщина из нашего крыла плакала каждую ночь несколько месяцев.

– Какой ужас!

– Я знаю. Она повсюду носила фотографию сына. Это был номер один из ее двадцати шести.

– Двадцать шесть чего?

– Двадцать шесть вещей. Максимальное количество личных вещей, которые тебе разрешают взять с собой.

– А что у тебя было?

– Ничего особенного.

Я рассказала, но не углубляясь, о фотографии Эмили, которую вешала на стену. Каждый раз, глядя в ее добрые глаза, я испытывала такую боль, словно резала собственную руку.

– Хотела оставить мамин кулон. Но мне не позволили, посчитав, что я могу задушить им себя. По крайней мере, его вернули при освобождении. У некоторых вещи могли «потеряться».

Я потянулась к шее и прикоснулась к кулону, чтобы успокоиться.

– Какой была твоя камера?

– Маленькая комната с решеткой на окне, из которого тянуло сквозняком. Кровать около двух футов шириной.

– А куда ты вешала одежду?

Я не удержалась от смеха. Это так похоже на Оливию!

– Под кроватью стояла картонная коробка. И горшок, на случай, если понадобится сходить ночью.

– А санузел?

– Шутишь? В коридоре был один туалет на пятнадцать человек.

– Так почему было не сходить туда вместо того, чтобы пользоваться этим горшком?

– Нас запирали на ночь.

Ее передернуло.

– Я бы этого не вынесла.

– Я тоже думала, что не смогу. Но тебе просто приходится смириться.

– А чем ты занималась весь день? Шила мешки для почты?

Я рассмеялась:

– Не совсем. У нас было расписание работы. Хуже всего было дежурить в прачечной – приходилось стирать и складывать простыни. В них часто оказывались какашки.

– Фу!

– Первые несколько раз меня рвало. Потом вроде как привыкла. Не всегда получалось нормально помыться, потому что не хватало горячей воды. Иногда можно было случайно порезаться о ржавые бритвенные лезвия, которые другие оставили в душе.

Выражение лица Оливии не поддавалось описанию.

– А ты не могла пожаловаться?

– Я так и сделала, но стало только хуже. Одна из девушек заявила, что я за чаем пырнула ее вилкой. На самом деле она сама себя ткнула, но охранники мне не поверили. Меня снова отправили в изолятор.

Оливия тихо вздохнула:

– Ох, Сара. Бедняжка!

– Я заслужила все это.

Она скорчила гримасу: «Ну да».

Потом мне кое-что пришло в голову.

– А какой твой самый ужасный поступок?

Она на минуту задумалась:

– Я припарковалась на двойной желтой линии. Это случилось после рождения Клемми. Мне нужно было сбегать в аптеку, чтобы купить ей лекарство. Когда я вернулась, инспектор выписывала мне штраф. Похоже, она не понимала, что ситуация была чрезвычайной.

А моя подруга, похоже, не понимала, что оставленная в машине Клемми шокировала меня сильнее, чем штраф за парковку. Но мне не хотелось на это указывать.

– Что-нибудь еще?

– Наверное, нет.

– Из-за этого я чувствую себя дерьмово.

– Ерунда. – Оливия сжала мою руку. – Ладно, торговать наркотиками плохо. Но та часть твоей жизни уже позади.

– Да, но…

Я замолкла. Что-то во мне очень хотело рассказать Оливии все остальное.

– Но если однажды случится нечто такое, что разлучит меня с Фредди? – торопливо закончила я.

– Все мы из-за этого беспокоимся. Таков уж удел матерей. Я боюсь, что могу умереть молодой. Кто тогда вырастит моих девочек?

– Я бы помогла.

– Очень мило с твоей стороны. Но Хьюго женился бы снова, они достались бы другой женщине и забыли бы меня.

– Нет, они бы не забыли.

Оливия сделала глоток.

– Надеюсь. – Она слегка встряхнулась. – В любом случае, давай найдем какое-нибудь другое кино, хорошо? Как насчет этого ток-шоу? Ух ты! Посмотри на Рассела Кроу. Какой красавчик!

Но я не могла сосредоточиться.

– Мне нужно проверить Фредди.

– С ним все в порядке. – Наманикюренный ноготь ткнул в радионяню. – Даже не ворочается. Никогда не буди спящего ребенка. Это одно из первых правил материнства.

– Мне все-таки нужно проверить.

Я на цыпочках поднялась по лестнице и вошла в комнату для гостей, где в изножье моей кровати стояла колыбелька Фредди. Маленькая грудь сына плавно поднималась и опускалась. Его кожа была здорового розового цвета, а маленький, похожий на бутон розы ротик беззвучно подергивался во сне, словно посасывал мое молоко.

– Я так сильно тебя люблю, – прошептала я. – Все будет хорошо. Я обещаю.

Том приходил каждый вечер. Иногда Фредди кричал во все горло, но каждый раз мне удавалось успокоить его, используя приемы, которым меня научила Оливия. Однажды вечером, когда они с Хьюго куда-то отправились, Фредди никак не унимался.

– Может, у тебя лучше получится, – обратилась я к Тому.

Это была авантюра, я затаила дыхание. Том принял бы близко к сердцу, если бы Фредди продолжил заливаться.

Он до конца не утих, но, похоже, немного успокоился.

– Видишь, – сказала я мужу. – У тебя получается.

– Я тут подумал, – отозвался он, глядя на нашего сына. – Может, и хорошо, что я прочитал твои больничные записи. То есть хорошо, что все вышло наружу. Ни у одного из нас больше нет секретов. Это успокаивает. Правда?

– Да, – ответила я, заставив свой голос звучать убедительно.

– Так что возвращайся домой. Прошло уже больше двух недель. Пожалуйста, Сара. Ты мне нужна. Я нужен нашему сыну.

– Если ты уверен.

Он обнял меня одной рукой.

– Я уверен.

– Буду очень скучать по тебе, – сказала я Оливии, когда почти наступило время уходить. Мы стояли в холле, окруженные чемоданами с одеждой, игрушками и приспособлениями, которые навязала мне Оливия.

Подруга обняла меня. Я ощутила запах ее духов. Точно такие же она купила и для меня, когда мы ходили по магазинам. Она помогла мне выбрать «правильные наряды» – бледно-голубые брюки-дудочки и элегантное черное платье свободного покроя, пока я «полностью не восстановила свою фигуру». Я словно стала другой женщиной. Мне это даже понравилось. Новая Сара. Прощай, прежняя я. Меня накрыло странным дежавю – но на этот раз я не собиралась портить свое новое начало.

– И я буду скучать, – ответила Оливия и посмотрела на Фредди у меня на руках. – Не знаю, как буду обходиться без этого малыша.

– Не хочешь подержать? – спросила я.

– Можно? Спасибо. – Она обняла его. – Ты очень особенный, Фредди. Ты ведь это знаешь? – Затем она заботливо вернула сына мне.

Прибежали девочки.

– Не уходите, тетя Сара, – взмолилась Клемми, которую немедленно поддержала Молли. – Нам нравится, когда здесь младенчик. Он