щеки Сары. От нее пахло совсем не так, как обычно. Она не ответила. Затем я погладил Фредди пальцем по щечке. Воображение у меня не слишком богатое, но его кожа на ощупь была гладкой, как шелк.

– Тогда увидимся завтра, – сказал я.

Я шел по улице, когда заметил проезжавшего мимо Хьюго. Он помахал мне рукой, но не остановился. Возможно, неразумно было это делать из-за дорожной ситуации, рассудил я.

Странно было вернуться в свой дом и увидеть подгузники, мобиль и разные вещи, которые мы выбрали для нашего ребенка. Казалось неправильным находиться здесь без Сары и Фредди.

Под влиянием момента я позвонил жене на сотовый.

– Почему бы тебе не вернуться домой? – спросил я. – Пожалуйста.

– А ты сможешь простить меня?

Я на минуту задумался.

– Вот видишь, – тихо произнесла она. – Ты ведь все еще не уверен.

– Это был шок, – сказал я. – Мне нужно время, чтобы переварить.

– Я знаю… Именно поэтому мы пока не можем вернуться.

Я слышал, как на заднем плане плачет Фредди. Мне хотелось обнять его и сказать, что все будет хорошо.

– Спокойной ночи, – сказала Сара, прежде чем я успел выразить свои чувства словами. – Увидимся завтра?

И положила трубку раньше, чем до меня дошло, что она сформулировала эту фразу как вопрос.

Я слишком поздно понял, что должен был ответить.

Глава 18. Сара

Не знаю, как бы я справлялась без Оливии эти две недели. Хотела бы сказать, что скучала по Тому, но на самом деле знала, что его все это только расстроило бы. Ему всегда нужно было контролировать ситуацию.

– Почему Фредди так кричит? – спросила я в первое утро, когда его, казалось, ничто не могло успокоить.

– Обычно это происходит потому, что ребенок проголодался, ему нужно сменить подгузник или у него газики. Давай посмотрим. Ты его накормила, а я помогла отрыгнуть. А еще он довольный и сухой, да, малыш?

– А вдруг он заболел?

– Я думала об этом, но у него нет ни жара, ни сыпи. А вот ты немного раскраснелась. Давай посмотрим. Боже! У тебя температура. Ты плохо себя чувствуешь?

– Да.

– Держу пари, у тебя мастит.

– Что это? – спросила я.

– Не паникуй. Это воспаление тканей молочной железы, которое иногда случается, когда кормишь грудью. С первым ребенком молоко обычно приходит на третий день, но у тебя, похоже, это случилось раньше. Грудь болит?

– Мучительно.

– Я позвоню доктору.

Мне прописали антибиотики, а патронажная сестра велела осторожно сцеживать лишнее молоко. Я почувствовала себя гораздо лучше, и Фредди начал успокаиваться.

– Дети чувствуют эмоции, – пояснила Оливия.

– Честно говоря, не знаю, что бы я без тебя делала.

Она выглядела довольной.

– В конце концов ты бы это поняла. Но действительно легче, если рядом кто-то есть. У меня была патронажная сестра, но это не то же самое, что близкая подруга.

Близкая подруга? Вот кто я?

«Эмили!»

Никто другой не мог ее заменить. На студенческом карнавале она нарядилась одной из наших преподавательниц, у которой были поразительные оранжевые волосы. Преподавательница, о которой шла речь, была скорее польщена, чем расстроена. Эмили умела понравиться каждому. И посмотрите, как я отплатила ей… Оливия никогда не смогла бы стать такой же близкой подругой, как Эмили. Мне и самой этого не хотелось. И все же слова Оливии согревали.

– Почему бы тебе не вздремнуть немного? – предложила Оливия на следующий день.

Большую часть ночи я не спала, расхаживая с Фредди взад и вперед и пытаясь сделать так, чтобы он не перебудил всех в доме. Хьюго уже дал понять, фыркая и кряхтя всякий раз, когда Фредди плакал, что он не в восторге от нашего присутствия.

– Ты явно разбита, – добавила она. – Я присмотрю за Фредди. – Оливия качала его на руках, глядя почти с такой же любовью, как если бы это был ее сын. – Я же твоя крестная, да? По крайней мере, буду, когда твои мама и папа устроят крестины. Кто у нас красивый мальчик? Ты у нас красивый мальчик, да! Красивый мальчик!

Казалось, Фредди прислушивался к ее голосу. На несколько секунд я почти заревновала. У Оливии так хорошо получалось его успокоить. Как бы я вообще справилась?

– Мне кажется, днем спать неправильно.

Оливия закатила глаза.

– Ты родила ребенка. И если после такого не можешь отдохнуть, то когда сможешь? Большинство моих подруг дремлют в перерывах между массажем и пилатесом, пока дети в школе. Просто отдохни часок-другой. Я разбужу тебя, если ему снова понадобится поесть. Обещаю.

Я подчинилась. Комната для гостей была невероятно удобной. За здешнюю кровать стоило бы и умереть. По-настоящему мягкая, с большими взбитыми подушками и милой маленькой выдвижной кроваткой, которая когда-то принадлежала девочкам.

Почти мгновенно я провалилась в сон. Из тех, в которые погружаешься так глубоко, что, пробуждаясь, словно выходишь из общей анестезии.

Когда я открыла глаза, моей первой мыслью было: «Кроватка пуста». Конечно, пуста, вспомнила я. Ведь Оливия присматривала за Фредди внизу, чтобы дать мне передышку. Я умылась и пошла на кухню. Плетеная переноска Фредди стояла на столе, но в ней никого не было.

– Эй, – позвала я.

В доме царила тишина. Это был учебный день, так что девочки отсутствовали, хотя в холле валялась груда обуви, на кухонном столе все еще стояли пустые миски из-под хлопьев, а в корзине для белья лежали выстиранные вещи, ожидавшие сортировки. У меня заколотилось сердце. Где мой ребенок? Он заболел? Оливия понесла его к врачу? Из груди подтекало молоко. Пришло время покормить Фредди.

Я побежала к входной двери. Машина Оливии стояла на месте. Уже что-то. Коляска тоже была здесь. Где же они? Мое сердце всерьез заныло. Самые разные мысли заполонили голову. Кто-то вломился и похитил их. Том опомнился и потребовал, чтобы Фредди поехал с ним домой. Или, может быть…

Пока я стояла на улице в ночной рубашке, открылась входная дверь дома напротив. Оттуда вышла Оливия с Фредди на руках.

– Спасибо за кофе, – крикнула она через плечо. – Да! Он прелестный, правда? – Потом заметила меня. – О, Сара. Это ты. Хорошо поспала?

От облегчения я едва могла слово выдавить. Пробежала босиком по брусчатке и взяла у нее Фредди. Он тут же закричал.

– Я не знала, где вы, – сказала я.

Оливия выглядела смущенной.

– Взяла его, чтобы только показать соседке. А еще подумала, ты лучше выспишься, если нас не будет дома. Прости меня. Мне следовало оставить записку.

Да. Следовало. Но мне не хотелось грубить.

Оливия так много для нас сделала.