у нас оказались по-своему исключительными. Был разрешен маленький телевизор. Смотреть его можно было по будням с 18:00 до 21:30. А на выходные телесеанс пролонгировался с полудня до 21:45. И да, каждый день вечером нужно было обязательно смотреть новостную итоговую программу «Панорама», которую мы переименовали в «Спокойной ночи, мужики».

Под потолком круглосуточно горела лампочка в специальной оплетке и создавала нам определенное неудобство. Плюс имелась видеокамера, встроенная в пожарный извещатель. С точки зрения тюремного начальства – символ научно-технического прогресса и инновационного подхода. Начальство ведь свято верило, что никто из сидельцев в их хитрости «ни в жисть» не разберется. Что ж, не будем его разочаровывать.

Вот что реально напрягало, так это необходимость выходить на следственные действия в любимой позе «ласточки», получая «в плечи» за пределами камеры непременный унизительный досмотр.

Конечно, было тяжело привыкнуть к непрекращающейся череде допросов. У следователей возникала масса вопросов, начиная от того, не знаю ли я случайно главного организатора августовского мятежа, и заканчивая искренним интересом к причинам выхода десятков тысяч людей на улицы по всей стране.

В меру своих возможностей я пытался удовлетворить их интерес. Поначалу те были очень недовольны услышанным. Они-то видели здесь руку Вашингтона и коварных американских спецслужб. У меня же была своя точка зрения, основанная на внутриполитических ошибках и просчетах власти, непрофессиональном подходе к выборной кампании, что в итоге и привело к такой реакции белорусов. Однако в зеркало никто не хотел заглядывать. Боюсь, «Ревизора» с его удивительным эпиграфом наверху давно не читали.

Допросы сопровождал непрекращающийся рев автомобильных клаксонов, ежедневно доносившийся с проспекта Независимости. Минск после 9 августа продолжало штормить. Конечно, у следователей имелся некий мандраж. Видимо, этим фактом можно объяснить их зацикленность. По их представлению, я должен был чистосердечно признаться в организации переворота. А им бы осталось лишь все занести в протокол и готовиться к вручению госнаград, звездопаду на погоны и так далее. Но идиллии не получилось.

Вины я категорически не признавал. Да, признал факт нелепого выделения бывшим коллегам по штабу Бабарико суммы, эквивалентной $400. И это при том, что обвинение по данному пункту мне никто не предъявлял, так что его можно было смело выносить за скобки.

Несколько недель мы бегали по кругу, как пони в детском парке. Я заявлял, что не организовывал массовых беспорядков, не принимал никакого участия в столкновениях на улицах Минска 9–11 августа. А наш тихий поход с соседями по району от станции метро «Уручье» до станции метро «Московская» подпадал максимум под административное правонарушение и «стандартные» для него 15 суток ареста. В ответ на меня продолжали давить.

Что стало спусковым крючком?

Враги есть у любой страны. Но в Беларуси в 2020 году создались объективные условия если не для революционной, то уж для предреволюционной ситуации, без вражеского влияния извне, как нас пытались и продолжают уверять до сих пор. Да, внешние игроки могут активно подключиться к таким процессам. Но прежде должен быть заведен и раскачан народ.

Белорусы на улицу массово выходить никогда не любили. Оппозиция находилась в своеобразном электоральном гетто, тихо и мирно уживаясь с властью вплоть до 2020 года. Мы не украинцы с их страстью к Майданам. Но и их, по большому счету, спровоцировали. Не секрет, что украинцев в конце 2013 – начале 2014 года до массового выхода на улицы довели действия властей в лице президента Януковича. Он издевался над людьми, через своего сына, «Сашу-стоматолога», кошмарил предпринимателей и отжимал бизнесы. Украинцы его ненавидели.

Обо всем этом хорошо знали представители российского посольства в Украине. И все равно посол Зурабов и его команда умудрялись создавать видимость, что необходимо делать ставку на «милейшего Виктора Федоровича». Да и Кремль поддерживал Януковича до последнего. Это вылилось в то, что доведенный до крайности украинский народ вышел-таки на очередной Майдан. А вот дальше уже начались большие игры англосаксов, помноженные в 2014–2021 годах на очередные грубейшие просчеты ответственных в Кремле за украинское направление (привет Суркову и K°). Так что специальная военная операция 2022 года, в результате которой массово гибнут сегодня россияне и украинцы, – это следствие серьезных политических ошибок с обеих сторон начиная с 2013 года, а я бы даже сказал – с 1991 года. Давайте будем честны друг перед другом.

Возвращаясь к нашей белорусской ситуации, вынужден повториться: поспешно озвученные Центризбиркомом цифры, отключенный на три дня интернет и непропорциональное применение силы стали спичками, поднесенными к бензобаку.

Кадры с гематомами, ссадинами и синяками граждан, находящихся в столичном изоляторе на улице Окрестина, очень здорово подогрели общество. Не нужно говорить про фотошоп. Если бы это было полностью так, то волевой министр внутренних дел Беларуси Юрий Караев вряд ли бы стал извиняться за действия своих подчиненных, да еще и делать это в эфире госТВ 13 августа 2020 года. Его заявление я увидел, уже находясь в камере.

Знаете, это был сильный поступок настоящего офицера, человека предельно мужественного и благородного. Возможно, он не был своевременным. Но слова эти кто-то должен был произнести в любом случае. Это и сделал в итоге Юрий Хаджимуратович, вскоре лишившийся своего поста в милицейском ведомстве. Политика – штука жесткая, далеко не всегда справедливая.

Спустя год после тех событий, 9 августа 2021-го, во время «Большого разговора» (традиционная встреча президента с журналистами, представителями общественности, экспертного и медийного сообщества) Александр Лукашенко так прокомментировал происходящее на Окрестина: «Я признаю, что на Окрестина кое-кто получил. Но получили в основном те, кто ринулся бить ментов, сводить с ними счеты». Лукашенко добавил, что «получили» только те, кто нарушал закон.

«Окрестина не санаторий. Точка», – сказал президент.

Неожиданности тюремного быта

Не советую никому повторять мой опыт, но в заключении обнаружились хоть и немногочисленные, но плюсы. Во-первых, огромным благом стало отсутствие телефона и интернета. Оказалось, что без всего этого безумного потока информации ты успокаиваешься, у тебя прочищаются мозги от разнообразного мусора. Не предлагаю тюрьму в качестве новой методы оздоровления, но забросить телефон хотя бы на сутки раз в месяц – это реальный путь к оздоровлению. Делюсь лайфхаком.

Понятно, что в тюрьме, равно как и в армии, ты вынужден учиться жить строго по расписанию. И это на самом деле тоже полезно, для нервов, психики, пищеварения наконец.

Кстати, о пище. Разумеется, нам не приносили обеды из ресторана. Тюремная еда невкусная, однообразная, предельно постная. Но это, извините за банальность, синоним полезности. Не вспомню, когда я ел в последний раз столько супов и каш.

Кроме того, в заключении ты начинаешь особо