Который соштопать должны…

Он стер человечка с бумажки,

Вздохнул и налил вискаря.

– Майор, ведь не мы выбираем,

Такие теперь времена.

Зато есть у нас жены и дети,

И пенсия ждет, и паек.

Зарплату дают, униформу.

Хорошего качества, в срок.

Майор лишь немного подумал,

К столу подошел и вздохнул.

Заряженный «Кольт» с первой полки

Он тонкой рукой подтянул…

Прицельно, слаженно, кучно

Стрелял он в портрет над столом.

И понял, едва лишь очнувшись:

Они ведь стреляли вдвоем.

Потом обнялись с генералом,

Смахнув слезу со щеки.

Допили вискарь, закурили…

И к желтой стене подошли.

Заправили нитку в иголку,

Портфель отшвырнули ногой.

И начали тщательно штопать…

И поздно вернулись домой.

Пустой кабинет, везде гильзы,

Бутылка, ластик, портфель.

И белые, белые нитки.

И желтая, желтая дверь…

Знаете, до сих пор помню в деталях, как, сидя на шконке, читал эти стихи моим соседям по камере. А те, серьезные мужчины, прожившие полжизни, вытирали мокрые от слез глаза.

И тут можно провести параллель, связанную с драмой знаменитого Купаловского театра в Минске. Так уж получилось, что исторические процессы XX и XXI веков дважды ставили его на грань существования.

Второй раз это было в августе 2020 года, когда большая часть труппы во главе с директором театра, экс-фаворитом Лукашенко Павлом Латушко заявила о несогласии с происходящим в стране. В итоге работа национального храма искусств была парализована на достаточно продолжительный срок. По сути, пришлось набирать абсолютно новую труппу. И вопрос, когда эта группа людей станет истинными купаловцами, да и станет ли вообще, остается абсолютно открытым.

А вот первая часть этой театральной драмы пришлась на годы Великой Отечественной. Накануне войны часть труппы уехала на традиционные летние гастроли в РСФСР. В итоге ту эпоху многие купаловцы пережили в Томске, давая в том числе концерты перед фронтовиками. Вторая половина коллектива, не занятая в предназначенных для российского зрителя спектаклях, осталась в Минске и уже через неделю после начала войны оказалась в оккупации.

Вряд ли то время эти люди белорусского драматургического искусства могли занести себе в актив, но из песни слов не выкинешь. Фактически они сотрудничали с врагом, приняв новые правила игры.

При немцах театр достаточно стабильно и успешно работал. Оккупанты небезуспешно пытались заигрывать с национальными чувствами белорусов. И работа главного учреждения советской еще культуры стала частью этой программы по перековке части населения, переводу его на «новые рельсы». Не зря ведь говорил великий сиделец и гениальный знаток психологии Достоевский: «Слаб человек…»

Сейчас уже трудно объективно объяснить, почему некоторые актеры и режиссеры главного белорусского театра приняли предложение немцев. Вполне возможно, они считали, что делают большое дело: при новом режиме прививают новую культуру нации. Не исключено также, что у них просто не было выбора.

Не буду метать громы и молнии в сторону людей, которые давно уже предстали перед самым высшим судом. Тут достаточно будет всего одной-единственной истории.

Так вот, при немцах одним из премьеров тогдашнего Первого Белорусского драматического театра[18] стал молодой Борис Владомирский, представитель знаковой театральной династии.

Его отец, Владимир Владомирский, в будущем станет народным артистом СССР, живой легендой Купаловского, зампредом Белорусского театрального общества. В годы войны он как раз был участником театральной фронтовой бригады, вступил в КПСС в 1941 году. А его остававшийся в Минске красавец-сын в это же время выходил на сцену под аплодисменты немцев.

Большой популярностью пользовалась пьеса, в которой осознавший всю преступность советского режима вчерашний комсомолец в исполнении Бориса Владомирского произносит для начала пламенный монолог, а потом стреляет из пистолета в портрет Сталина. Полнейший катарсис.

Публика валила валом на этот спектакль. Немецкая оккупационная администрация была в полном восторге. Владомирского-младшего буквально носили на руках.

Однако эта музыка играла достаточно недолго. В июле 1944 года Минск был освобожден советскими войсками, и вскоре в столицу БССР вернулась большая часть труппы. Понадобились годы для того, чтобы эти части разорванного надвое театрального механизма снова притерлись друг к другу. Одни ведь чувствовали себя героями, презирая других, перешедших на сторону врага. Что касается других, то по каждому из них тайно и явно велось следствие, выяснялся уровень вины и прочее.

И вот у Бориса Владомирского ситуация оказалась одной из самых сложных. Он после сигнала о своих «оригинальных перформансах» в годы войны был арестован и предстал перед судом. За надругательство над портретом товарища Сталина ему светила очень нехорошая статья, предусматривавшая высшую меру наказания. Однако во время открытого процесса, когда все складывалось отнюдь не пользу Владомирского-младшего, в зале появился фронтовик со звездой Героя Советского Союза на кителе и многочисленными орденами.

Он дал неожиданные показания, согласно которым враг народа Борис Владомирский в годы оккупации проявил себя настоящим патриотом. Рискуя тогда своей собственной жизнью, актер долгое время прятал у себя на квартире связного партизанского подполья, которого выявили германские спецслужбы. Немцы перерыли весь город, но у Владомирского, который пользовался сумасшедшей популярностью и расположением оккупационной администрации, никто и не подумал искать.

Борис не только спрятал, но и умудрился поставить на ноги этого человека, установил связь с подпольем и активно посодействовал тому, чтобы будущего героя войны переправили за пределы оккупированного Минска.

Пораженный суд в свете открывшихся обстоятельств был вынужден кардинально пересмотреть расстрельную уголовную статью. Борис Владомирский получил «всего» 10 лет лагерей. После смерти Сталина был досрочно освобожден в 1953 году. На какое-то время ему и отцу было запрещено работать в Минске. Но уже в 1954-м произошло то, что можно назвать триумфальным возвращением семьи Владомирских в столицу. А в 1970 году Борис Владимирович был удостоен звания заслуженного артиста Белорусской ССР.

Эта история хорошо показывает, что мир и жизнь не состоят из черных и белых тонов, а люди отнюдь не делятся сугубо на героев и законченных негодяев. Так могут считать только достаточно примитивные граждане. А среди читателей этой непростой книги, смею предположить, таких нет.

Глава тринадцатая. Отсидишь – политиком станешь?

13 августа. В тюрьме действовали вполне армейские законы: подъем в шесть утра, отбой в 10 вечера. Мое состояние было далеко от идеального. Дико болела спина от жесткой тюремной шконки. Тахту она никак не напоминала.