Шрифт:
Закладка:
– Да, – поспешно кивнула Велга. – Я понимаю. Но мне… не по духу такие слова.
Прежде она даже и не знала скренорских ругательств. Им матушка не учила.
Они помолчали, и слышно было только, как Рыжая шумно вылизывала слипшуюся шерсть. И чем дольше они молчали, тем чаще Велга смотрела на могилы родителей, тем старательнее отводила глаза от Белого.
– Так значит, Инглайв совсем не скренорец? – спросила она.
– Да леший его знает, – усмехнулся неожиданно весело Белый, и впервые лицо его показалось живым, настоящим. – Тебя столько людей желает убить, княжна, что я уже запутался.
У Велги невольно вырвался смешок. И вправду, она и сама уже не понимала, кто ей друг, а кто враг.
– Нам нужно уходить, – настойчиво повторил Белый. – Он может вернуться с подмогой.
– Но до рассвета ещё далеко.
– Княжна, – прошипел Белый, – ты две ночи оберегала покой предков. Но если сейчас ты погибнешь тут, им точно не будет спокойнее на том свете. Идём, – он протянул руку над костром.
Велга обернулась на могилы. Как могла она нарушить древний порядок? Она последняя из Буривоев. Больше некому провести обряд.
– Не беспокойся об этом, княжна, – Белый взял её за руку и посмотрел прямо в глаза.
Они поднялись. Обычно все смотрели на Велгу сверху вниз, но он оказался немногим выше. Так что сквозь глаза можно было заглянуть ему в душу. И она испугалась, что он также увидит её душу, её помыслы. И в то же время обрадовалась, что не придётся ждать князя, не придётся больше оставаться одной. Пока с ней была её жуткая стража, бояться не стоило.
– Пошли со мной, княжна.
Глава 3
Умер покойник
В среду, во вторник,
Пришли хоронить —
Он руками шевелит!
«Весёлый кабанчик» гудел громче обычного. Даже с улицы было слышно, как топали каблуками и оглушительно хлопали в ладоши.
На Торговой стороне и с наступлением темноты оставалось шумно, людно. Все, кто заключил удачные сделки, спешили в корчмы, чтобы отпраздновать и распить пива или медовухи. И «Весёлый кабанчик», стоявший близко к Красным воротам, всегда притягивал людей. Но в ту ночь особенно.
Велга Буривой собиралась пройти мимо, и Белому пришлось остановить её.
– Нам сюда, господица.
Она вскинула с презрением брови. Растрёпанная, перепачканная в земле, она гордо задрала подбородок и с нескрываемым презрением посмотрела на покосившуюся дверь корчмы и облупившийся рисунок на вывеске. Дождь, время и ветер стёрли краски, и от морды кабана осталось размытое пятно, разглядеть получалось только выпученные весёлые глаза и закрученный хвостик.
Впрочем, вряд ли знатную девицу напугал уродливый рисунок. Скорее, дело было в пахнущей мочой двери, покосившейся крыше и заколоченных окнах. Пусть стояла корчма близко к Красным воротам, но не на главной дороге. Нужно было завернуть в переулок, чтобы найти её.
– Не переживай, господица, это приличное место.
Дверь распахнулась, и ещё громче стало слышно пьяное пение, а из корчмы с пронзительным воплем вылетел парень без порток. Он упал на землю, оттопырив зад и закрыл голову руками. Кажется, его не раз успели по ней ударить. Собака Велги разразилась диким визгливым лаем.
– Ещё раз полезешь, убью! – на пороге, уперев руки в бока, показалась Мила.
– И забери свою тряпку.
Из единственного незабитого окна вылетели портки несчастного, и он, на полусогнутых ногах подобравшись к окну, начал поспешно одеваться.
Отец Милки, хозяин «Кабанчика» посматривал из окна на полуголого мужика. Тот наконец прикрылся и побрёл подальше от корчмы.
– То-то же!
Потрясённая Велга закрыла глаза руками.
Наконец Милка заметила новых гостей, оглядела внимательно обоих.
– С собакой нельзя, – прищурившись, сказала она.
– Я заплачу, – устало пообещал Белый.
– У тебя уже новая девка?
– Галка моя сестра, – напомнил Белый.
Это казалось удобным объяснением, они с Галкой и вправду были похожи: белёсые, сероглазые, невысокие и жилистые.
– А эта?
Белый пожал плечами, а большего Миле и не требовалось. Закатив глаза, она криво улыбнулась:
– Выглядит слишком холёной для тебя.
Пусть одежда Буривой и перепачкалась в грязи, но и узоры на ней, и каменья, и материя – всё выдавало дворянку. Если придётся пока оставить девчонку в живых, то нужно хотя бы её переодеть.
– Эй, господица! – весело позвала Мила. – Открой глазки-то. Ушёл мой жених.
Велга Буривой осторожно растопырила пальцы. Глаза у неё были широкими, щёки пылали от стыда.
– Это твой жених?
– Несостоявшийся. Попытался женихаться, да я его приголубила кувшином по голове.
– Нехорошо как-то с твоей стороны, – без тени улыбки произнёс Белый. – Не по-людски.
– А по-людски это как?
– Да хоть заказать его Во… во… – из корчмы вывалился нечёсаный бородач и схватился за рот, сдерживая рвотный позыв. – Во́ронам.
Белый напрягся и невольно бросил встревоженный взгляд на Велгу. Но она, кажется, ничего не заметила.
Мила, изогнув бровь, посторонилась, пропуская бородача, и тот согнулся пополам, прячась за углом. Послышались жуткие звуки, от которых Велга Буривой позеленела. Но бывалую подавальщицу таким было не пронять. Она быстро нырнула в корчму и вернулась с деревянным ковшиком с водой.
– Держи, – с сочувствием протянула она бородачу, и он благодарно принял из её рук, напился.
– Ох, спасибо, красавица, – пробулькал он, утыкаясь в ковшик. – Хлюп… Хлюп…
– Каких ещё воро́н?
– Во́ронов, – напившись, он уселся на землю, прислонился спиной к стене и прижал к груди пустой ковш. – Не слыхала?
– А должна?
– Милка, ты же с людьми работаешь, как можно было не слышать о Во́ронах? – из зала выглянула молодая жена хозяина корчмы, мачеха Милы.
Белый в упор не помнил, как её звали, хотя виделись они чуть ли не каждые полгода. Пару зим назад он даже случайно попал на их свадьбу.
Работы для Воронов в Старгороде всегда хватало: город был большой, богатый, торговый и пограничный. Люди постоянно убивали друг друга то за власть, то за деньги, то из ревности, то просто по настроению. И не все хотели или могли сделать это сами. Некоторым требовалась помощь. Тогда прилетали Вороны.
– Вот именно, что я работаю с людьми, – фыркнула в ответ мачехе Мила. – Поэтому предпочитаю не слушать, что они говорят. Редко что умное скажут.
– Хм, – не выдержал Белый.
– Чего хмыкаешь, белёсый? – нахмурилась девушка. – Будешь обижаться, и тебя слушать перестану.
Белый не нашёлся что сказать и помотал головой: мол, его всё устраивало и он хмыкал