он делает вид, что ничего особенного не происходит, старается утешить меня, как может. Но я чувствую: он напуган. А еще он полностью осознал то, о чем молчим мы оба: теперь я уже не смогу родить ему ребенка. Мое прошлое постучало в дверь и растоптало все наши надежды. «Добрый день», – говорит Лаура, входя утром на кухню. Даниэле слегка отодвигается назад: «Добрый день». Он произносит это таким тоном, будто здоровается с инопланетянином.

Горе, в котором я жила все эти проклятые годы, заставило меня обратиться к книгам. Они стали для меня не чудодейственным лекарством, а лишь попыткой назвать по имени разразившуюся бурю. Я обнаружила у книг одну магическую особенность: они способны породить глобальные вопросы, в которых спрятано множество маленьких, простых ответов. Я открыла для себя эту истину в сорок лет, словно умственно отсталая. До похищения была только я, и моя жизнь катилась в единственном направлении, возможном для молодой матери, выросшей в невежестве. К возвращению Лауры я стала женщиной, которая выстояла, обвязавшись колючей проволокой. Я заставляла себя ходить в библиотеки, в музеи. Я не могла быть единственным существом в мире, которому пришлось пролететь сквозь бездны уничтожения. Порой я улавливала тоненький лучик света. Это заменяло мне общение, давало кратковременную передышку от безысходного одиночества, которое охватывало меня среди толпы в Галерее дель Корсо. Если однажды мне все же удалось снова поднять голову, этим я обязана незнакомым людям, бравшимся за перо, добывавшим мрамор, ударявшим по клавишам фортепиано. В тишине выставки, посвященной шумерской культуре, я обретала силу; изделия из золота и парчи не интересовали меня: я слушала тысячелетия. В витрине была фибула тонкой работы. Перед витриной – я, смотревшая на нее. А между нами – мириады жизней, унесенных рекой времени. Чья-то любовь, чья-то смерть, приключения и трагедии. И все это растрачено впустую, а сейчас тот же поток принес меня, с транквилизатором в крови, к сияющей витрине, где я остановилась. В другом музее я могла полчаса просидеть неподвижно, созерцая картину Карло Карра. Да, это происходило со мной.

Лаура тоже училась: она занималась этим, сидя взаперти в контейнере. Дона говорит, что образование, которое дал ей этот сумасшедший, могло иметь разные цели, а какие именно, для меня не имеет значения. Суть в том, что он обрабатывал ее, шлифовал, как драгоценный камень. Дона, выпучив свои огромные водянистые глаза, произносит: «Она умеет программировать в DOS, если ты понимаешь, о чем я. Владеет в совершенстве четырьмя языками». Не девушка, а сокровище: в таком возрасте – такие возможности. Она может рассказать о Великом переселении народов, а может обрисовать четкую и подробную картину актуальных тенденций в геополитике. Я украдкой наблюдаю за ней, когда она смотрит теленовости, не пропуская ни одного раздела. Анализирует поведение главы зарубежного государства в ходе визита в Катар. Оценивает экономические последствия краха банка, из-за которого большое число честных людей потеряли последнее. В общем, если верить нашему адвокату, моя дочь готова к тому, чтобы заниматься трейдингом.

Темп ходьбы у нас с ней разный. Я не могу восстанавливать силы так же быстро, как двадцатидвухлетняя девушка. Часто мне нужен продолжительный отдых. Дома никого нет, в ее комнате, как всегда, идеальный порядок. Нигде ни пылинки. Хоть оперируй. Несколько минут я стою на пороге, прислонившись к дверному косяку. Наконец пересекаю комнату и сажусь за компьютер. Двигаю мышью, появляется экранная заставка. Бескрайняя американская пустыня. Синее небо, красные скалы, древние, как вселенная. Посредине – прямоугольник, куда надо ввести пароль.

Я пытаюсь угадать его, но не получается. За день я делаю десятки неудачных попыток и записываю каждый вариант. Картинка с пустыней появляется после трех минут перерыва, и я спрашиваю себя: зачем Лауре пароль? Она хочет сидеть здесь, забившись в свою нору. Ей нужна тюремная камера. Вечером делюсь с Даниэле очередной бредовой идеей:

– Может, она с кем-то секретничает?

Он задумывается, потом отвечает:

– Как все девушки в мире.

– А вдруг тот человек дал ей задание?

Моя гипотеза его удивила и, судя по выражению лица, не показалась такой уж абсурдной. Тем не менее, он мягко советует мне не увлекаться подобными фантазиями: это ни к чему не приведет, а наша задача – заботиться о ее благе, принимать все как есть и смотреть в будущее.

Не представляю, что она рассказывает своему Джованни. Он хороший парень; когда он заезжает за ней, мы часто приглашаем его подняться и выпить с нами кофе. Я приглядываюсь к нему. Но не так, как мать приглядывается к парню, который пригласил ее единственную дочь в кино (все мы знаем, чем это кончается); какая-то часть меня пытается понять, нуждается ли он в защите. Джованни – воспитанный молодой человек, иногда он приносит нам сладости. Учеба в университете отнимает у него много сил, он прилежный студент. Даниэле очень расположен к Джованни, который напоминает ему его самого в молодости; чтобы не бросать учебу и оставаться независимым, он работал на трех работах – когда он в сотый раз подчеркивает это, мне хочется застрелиться. Лаура впархивает в гостиную с ослепительной улыбкой; ее дружок вскакивает на ноги. Ясно как день: он влюблен в мою дочь. Единственное его желание – скопить достаточно денег, чтобы пригласить ее на ужин в ресторан. Глядя на него, я переношусь в другую жизнь и вижу другого нищего парня с чудесной улыбкой – Марко. В двадцать лет у него уже были натруженные руки. «Однажды я увезу тебя в Америку», – часто говорил он мне, когда мы сидели в какой-нибудь жалкой пиццерии с бумажными салфетками. Сердце у меня выскакивало из груди. «Да ведь мы уже там!»

Мы договорились, что наши секреты не выйдут за стены квартиры. С появлением Лауры мы превратились в актеров-любителей, постоянно исполняющих роли заботливых дяди и тети, которые приютили у себя племянницу, надеясь, что со временем она найдет свой путь в этом городе, где происходит столько важных событий. Моя дочь – талантливая актриса. «Спокойной ночи, тетя», – говорит она, глядя мне прямо в глаза. А вот Даниэле не выдерживает, отводит взгляд. Зато он прямо набрасывается на Джованни, выказывая ему свое расположение; впрочем, парню это по душе, он чувствует себя желанным гостем. Когда за ним и Лаурой закрывается дверь, дом погружается в тишину. Я остаюсь наедине с необыкновенным человеком, который спас мне жизнь. Бывают моменты, когда по выражению его лица может показаться, что силы у него на исходе. Даниэле не очень-то удается это скрывать, хоть иногда он наигранно бодрым голосом предлагает приготовить рыбу на ужин. Его вдруг охватывает желание