class="p1">Когда специалисты пришли в ее полуразрушенный дом, выяснилось, что Таисия Склярова спасла от гибели ценнейшие произведения искусства — картины художников эпохи Возрождения, импрессионистов, произведения „малых голландцев“. Академик Орбели, читая опись „собрания Скляровой“, произнес фразу: „Да она в блокаду могла каждый день персиками питаться“.

В блокаду у Таисии Ивановны умерли две малолетние доченьки. А муж погиб в ополчении.

Сценарий документального фильма был написан быстро. Фильм был снят. Показан по Второй программе ЦТ. Стал лауреатом Международного кинофестиваля в Лейпциге.

Но при всём при том вызвал гнев у ленинградского руководства. Первому секретарю обкома донесли, что Таисия Склярова замечена в злоупотреблении спиртным и поэтому мадонной, да еще и ленинградской быть никак не может. Да и вообще слово „мадонна“ не соответствует понятию „цитадель революции“.

Скандал набирал обороты. От меня, сценариста, и режиссера Файзуллы Ходжаева требовали покаяния в различных инстанциях. При этом предупреждая, что от „волчьего билета“ это не спасет.

И тогда я опять приехал в Ленинград. Воспользовавшись подаренной визиткой, позвонил Геннадию Николаевичу Селезнёву. Вновь был принят и выслушан.

Через несколько дней на четвертой полосе „Смены“ была напечатана очень благожелательная рецензия на наш фильм, восемьдесят строк, „Свой путь к победе“. Так, благодаря главному редактору „Смены“ Геннадию Николаевичу Селезнёву, гроза прошла стороной.

…Я благодарю этого человека всю свою долгую журналистскую жизнь. Главный редактор — это не почетное звание. Это — дар. Удел немногих — стать значимым и уважаемым в своем профессиональном сообществе. Стать доброй памятью в судьбе отдельно взятого человека».

Глава 5

Мастер баланса

Мать Г. Н. Селезнёва Вера Ивановна не помнит точно, сколько лет ее сын проработал в «Смене» главным редактором, однако не может забыть очень важный для нее, матери, звонок.

— Когда Гена там работал, мне позвонила оттуда секретарь, которая там работала 20 лет, ее звали Вера Александровна. Она говорит: «Вера Ивановна, это у нас первый редактор, который навел такой порядок в редакции. Газета очень интересная стала. Прославилась».

Чем же прославилась «Смена»?

— В «Смене» печатались материалы о разных сторонах жизни, — говорит журналист Аркадий Соснов. — Читателям нравились, например, материалы под рубрикой «Воскресный гость „Смены“», в которых рассказывалось о встречах с артистами, художниками, писателями и не только с ними. Эта рубрика, которую Селезнёв всячески поддерживал, открывала и других необычных замечательных людей. Была напечатана беседа с президентом Академии наук СССР А. П. Александровым. Когда Геннадий Николаевич узнал, что я этот материал завизировал у Анатолия Петровича, что было, как вы понимаете, очень непросто, он снял другие материалы и сказал срочно ставить в номер. Было достаточное количество репортажей о путешествиях, которые делали сменовские журналисты. Геннадий Николаевич как главный редактор и поощрял такие материалы, и сам из своих поездок привозил дорожные или путевые очерки. И поэтому «Смену» очень любили и ценили, уважали. Я думаю, что у партийных газет уровень требований к идеологической составляющей был выше. А «Смене» позволялось больше раскованности и свободы.

— Газета «Смена» стала лучшей среди молодежных газет страны. Как же вам это удалось?

— Я думаю, удалось потому, что с самого начала газета «Смена» была первой, новой рабоче-крестьянской молодежной газетой, и это ко многому обязывало все последующие поколения сотрудников газеты. В декабре 2019 года мы отметили столетие «Смены», когда она уже не выходила… «Смена» родилась как орган cоветской власти. Задумывалась она как газета Петрограда — столицы страны. И она действительно была столичной газетой, ее потенциал был рассчитан на всю страну. Это была очень высокая планка. В «Смене» печатался Максим Горький, Зощенко, Светлов. Киров сам писал обращения к молодежи через газету «Смена». И Леонид Утёсов когда-то публиковал там заметки. Михаил Дудин печатался, другие известные писатели и поэты. В блокаду газета выходила! — а когда не выходила, то дикторы читали тексты «Смены» по радио.

Селезнёв знал это и понимал значение газеты. И мы все понимали. Был музей «Смены», в котором сохранялись реликвии и редкие блокадные номера, да и в послевоенное время в газете был высокий уровень журналистики.

У нас было стремление показывать жизнь всей страны, что проявлялось в наших командировках и в наших собеседниках. Я много писал о космосе, встречался с космонавтами. Владимир Стругацкий не вылезал из арктических и антарктических экспедиций. Лев Сидоровский встречался с очень известными людьми культуры, с героями войны и так далее. Были прекрасные публицисты, скажем, эссеист Полина Соловей, которая писала на педагогические темы. У нас был очень сильный отдел культуры: Нонна Некрасова и Татьяна Отюгова. Мы видели уровень других газет, мы общались с коллегами. И я могу голову дать на отсечение, что это была лучшая газета. А Селезнёв, главный редактор, по моему мнению, — он был лучший в моей жизни. Хотя на моем веку было их очень много.

Удивительную черту отмечает в Геннадии Николаевиче его товарищ Аркадий Соснов: Селезнёв был «воспитателем газет». Он не только на конкретных людей оказывал влияние, но и на целые коллективы.

Татьяна Николаевна Фёдорова, сменившая Селезнёва на посту главного редактора «Смены» и проработавшая там с 1981 по 1986 год, также считает, что ленинградская молодежная газета при Селезнёве заметно изменилась: «Геннадий дал больше простора журналистскому костяку, который хорошо умел писать. Люди получили больше раскрепощенности, свободы. Через все газеты он потом пронес вот это умение дать простор талантливым людям. И это же стало таким оселком, который развернул к нему отношение в самой „Смене“.

Закончилась эпоха, когда можно было извне драть каждого корреспондента. Селезнёвским принципом стало: „Это в моей газете, за это отвечаю я. Никто в обком комсомола ездить не будет, чтобы его там отругали, и в обком партии тоже ездить не будут“. Ведь как было раньше? Напечатали что-то критическое про некую организацию, и ее начальник тут же звонит главному редактору: „Этот ваш корреспондент — подлец, я его больше не пущу. Разобраться, наказать!“

Геннадий Николаевич всегда говорил:

— Нет.

Он принимал удар на себя. Эти удары, принимаемые на себя, дорогого стоят. Только потом Селезнёв сам, один начинал разговор с человеком, якобы допустившим ошибку. Властные структуры Ленинграда и области — партийные, государственные, вузовские вдруг стали понимать, что на этот раз им попался крепкий орешек, что этот парень в „Смене“, который вовсе не старался казаться серьезным и надутым, а, наоборот, умел улыбаться, шутить, с достоинством держать удар при проработках, продолжает гнуть свою линию в редакции, как бы ему ни влетело накануне от влиятельного лица.

Умение общаться с людьми, увидеть у них интерес, поддержать человека — вот что было главным для Селезнёва. У