его «разглядел». Всего через десять лет после того, как главный редактор Селезнёв взял мэнээса (младшего научного сотрудника НИИ) Соснова на работу в «Смену», Аркадий получил высшую журналистскую награду советского времени — премию Союза журналистов СССР. После «университетов» газеты «Смена» он был собкором и обозревателем газеты научного сообщества «Поиск», «Московских новостей», «Огонька», «Литературной газеты». Сейчас возглавляет им же учрежденный альманах социального партнерства «Русский Меценат».

«Первый редактор для журналиста — как первая любовь. Та, которая не ржавеет. И чаще всего несчастливая, — написал А. Соснов в эссе, которое помещено в книге „Геннадий Селезнёв. Прямая речь“. — А мне в самом начале профессии повезло встретиться с главным редактором, которого считаю лучшим в своей жизни. Попробую объяснить, почему…

…Представьте: домашний ребенок, выросший в учительской семье, выпускник Техноложки возился с пробирками в НИИ и другого пути в вожделенную журналистику, кроме как через „Смену“, которую сам же считал „рабоче-крестьянской“ и „пэтэушной“, не видел. Но и в нее надо было как-то попасть!

Это моя, вполне безнадежная ситуация.

Выручили комсомольские связи. Бывший секретарь комитета комсомола Техноложки Миша Хомутов в ту пору возглавлял Ленинский райком ВЛКСМ. Он дал мне телефон заместителя главного редактора „Смены“ Геннадия Селезнёва. Я позвонил и в тот же день после работы приехал на Фонтанку, 59, — Селезнёв дежурил по номеру.

Говорят, что первое впечатление помогает схватить суть. Я увидел своего ровесника и поразился тому, насколько же он красив. Так на плакатах изображали комсомольских вожаков — с прекрасной осанкой, с правильными чертами лица и открытым взглядом. Вроде ничего особенного: сидел в кабинете на втором этаже „Лениздата“ и при свете настольной лампы читал полосы. Но клянусь, я сразу подумал, что этого парня ждет большое карьерное будущее.

Мы начали общаться, я приезжал вечерами, бросал пальто на диван в его кабинете, он читал мои опусы, дымя „Беломором“ (позже перешел на сигареты с фильтром). Читал первым, после чего отдавал в профильные отделы — чтобы новичок не ждал поблажек от его дружеской опеки. Зато перед публикацией звонил мне в лабораторию — покупай, мол, завтра газету».

«…Я-то уже считал себя своим в этой газете, а для него не было своих, любимчиков, он ровно дышал ко всем. Поручился за меня завотделом рабочей и сельской молодежи Олег Петриченко. Так я стал сменовцем, а Селезнёв — моим первым, к тому времени уже главным, редактором.

Легко сказать: „Он в этой должности был профессионалом“. Несколько сложнее разобраться, из чего это понятие складывается. Пожалуй, в нем органично сочетались деловые и человеческие качества — прежде всего, любовь к порядку и порядочность. Как редактор он был не боссом, а нашим товарищем (не для всех по возрасту старшим), не допускал субъективизма в оценках и перепадов настроения, уважал мнение коллег, чтил справедливость, словом, такой ход вещей, который на языке того времени назывался демократическим централизмом. И благодаря этому набору качеств умело управлял „Сменой“, сделав ее лучшей „молодежкой“ страны. А я, отбросив свой доморощенный снобизм, увидел, какие замечательные в этой „пэтэушной“ газете перья: Слава Недошивин, Сергей Грачёв, Полина Соловей, Наташа Чаплина… Недаром „Смену“ сравнивали с грядкой, из которой то и дело выдергивали журналистов более солидные „взрослые“ издания. Да и сам Селезнёв созрел на этой грядке для „Комсомолки“, „Учительской газеты“, „Правды“.

…Он позволил пассионарному Мише Белоусову создать на базе „Смены“ структуру для воспитания кадров „с улицы“ и патронировал его школу-студию, выпускники которой вливались в редакционный коллектив.

…Он поддержал мое предложение выпускать страницу молодых ученых и специалистов „Эврика“. Селезнёв добивался баланса материалов о комсомольской жизни — и жизни вообще (что под перекрестным присмотром ленинградских обкомов и горкомов КПСС и ВЛКСМ требовало особого искусства)…

…Самый замечательный момент наступал по возвращении из командировки, когда ты приходил в кабинет главного редактора и делился свежими впечатлениями. В моей уже долгой профессиональной жизни Геннадий Селезнёв остается единственным главным редактором, который любил и умел слушать такие рассказы. Не подгоняя, аккуратно запаливая очередную сигарету, задавая уточняющие вопросы. А в конце дружелюбно говорил: „Ну, иди, отписывайся. Удачи!“ Ощущения были фантастические, хотелось донести до читателя, не расплескав, всё то, что так искренне поведал главному».

Но еще об одной своей командировке Аркадий Соснов мало кому рассказывал и в очерке о Селезнёве о ней не упомянул: это очень, очень, очень личное… И всё-таки чувство благодарности Геннадию Николаевичу потом пересилило. Вот фрагмент нашей беседы с Аркадием:

— Для меня это были самые тяжелые переживания в жизни. Мой переход в газету из НИИ, где я работал как выпускник Техноложки, совпал со смертью родителей. В течение полугода я потерял сначала отца, а потом и маму. Причем она умирала внезапно и в муках, у нас дома, на моих глазах. И я ничем не мог ей помочь. У нас даже телефона не было в квартире в Веселом поселке, это такой большой район новостроек, где мы жили. Рванул по кривым асфальтовым дорожкам, по мосту через речку, к универсаму, где стояла будка телефона-автомата — минут десять бега с колотящимся сердцем, вызвал скорую. Вернулся, мама была еще жива. Приехали врачи, пожимают плечами. Кричу им: «Делайте что-нибудь! Нужен укол в сердце!» Сделали. Не помогло.

…Была уже ночь. Я выскочил во двор. Огромный жилой массив. Чувствую себя абсолютно одиноким. Увидел, что к одному из подъездов подъехала скорая помощь. Какое-то странное чувство возникло, что не мне одному плохо. А потом я увидел, что выводят молодую женщину с животиком, очевидно, повезли ее рожать. И как вот это сошлось — и смерть самого близкого человека, и чья-то будущая жизнь…

Едва дождался утра, поехал в редакцию. А куда мне было еще деваться? Пришел к Геннадию. Он, наверное, по моему лицу всё понял и сказал, что, как только похороню маму, отправит меня в командировку. Куда он меня мог отправить? Не в санаторий же. В Волховский район, готовить материал к юбилею Волховской ГЭС. Это было очень жесткое решение. Но правильное. Единственный способ переключить меня с горестных мыслей на работу.

И я помню, как там, в районном центре Волхов, собирал информацию, заставлял себя вникать в историю плана ГОЭЛРО, в производственную тему. Сделал материал под названием «Первая любовь революции», его напечатали в двух номерах. По-моему, это был мой первый материал с продолжением, который вышел в газете «Смена». Наверное, Селезнёв понял, что на меня можно положиться.

Глава 4

Он никого не бросал

Каждое утро в редакции «Смены» начиналось для Геннадия Селезнёва со взгляда