Мысль лишь промелькнула в голове, а уцелевшая рука медленно потянулась во внутренний карман и нащупала необходимый предмет, ведь тварь вновь набрала стремительный ход.

‒ Ну, давай, псина дворовая, иди сюда, ‒ со звериным оскалом произнес и культей левой руки поманил её к себе. ‒ Вот же он я…

Цербер атаковал в молниеносном рывке, из обеих пастей хлынула лавина черного пламени, но на все его атаки мне уже было начхать. Я же просто рванул вперед, минуя струи огня.

Аре кате ла тийз нор ам эс фэр…

Крохи сил пришлось влить в артефакт пустоты. Лишь на мельчающую долю вздоха мне показалось, что время вдруг остановилось, и всем нутром смог ощутить знакомое прикосновение нежных и заботливых рук на своих плечах, шее, лице, и которые резко придали сил. А затем я мог поклясться всем, чем угодно, даже собственной жизнью, что среди полыхающего пламени, воя цербера и различных звуков мне удалось разобрать еле узнаваемый женский шепот.

– … помни… мой милый Зеантар… я… всегда… с тобой… уничтожить его… в мою честь…

Остатки эфира бушующим потоком заструился по всему телу. В каждую мышцу, сустав и нерв, в каждый орган, придавая сил, выносливости и концентрации.

Остался последний рывок.

Я не должен промахнуться!

Нет! Я никогда не промахиваюсь! Никогда! Я реанорец! Бездна со мной…

‒ Это тебе за мою руку! ‒ расхохотался безумно я.

В одно из мгновений, как показалось, чудовище почуяло неладное и попыталось уклониться от артефакта, но всё было тщетно. Склянка угодила в левую лапу и легко разбилась. Тёмно-серебристый туман перебросился на тело монстра и прямо на моих глазах тварь завопила, а часть его туши стала медленно растворяться в тумане.

Вой цербера уже был настолько яростным и концентрированным, что закладывал уши и тот не контролируя себя на всём ходу устремился в сторону форпоста, совершая попытки сбить с шкуры истребляющий эффект пустоты. Несколько мгновений спустя псина на всём ходу врезался в одну из восточных стен полиса и под собственный затихающий гортанный рёв, половина оставшегося окровавленного тела твари медленно осела под самыми стенами.

Однако уже момент спустя туман пустоты частично перекинулся на укрепления города и прямо на глазах те тотчас дали трещину. Пару секунд погодя эффект пустоты окончился, но разрушение стены это не остановило и менее чем через минуту там уже красовалась огромная зияющая раскуроченная дыра.

Мертвецы вечного поля битвы, подарите мне по стреле в задницу!..

‒ Твою мать… ‒ устало и обреченно выдохнул я. ‒ Чтоб всем сдохнуть. Видимо, меня сожрет не цербер. Меня сожрет Шувалов. Сука! Вот же дрянь! Гребаная дворняга и почему ты не подохла тихонько в стор…

Вот только я даже не смог договорить, потому как собственное тело стало медленно оседать вниз, а в глазах образовалась темнота. Но уже у самой поверхности земли меня подхватил Романов.

‒ Ты поступил как последний урод! ‒ холодно отчеканил цесаревич, запрокидывая мою руку себе на плечо и помогая идти дальше. ‒ Прямо как последний из последних уродов!

‒ Знаю… ‒ сквозь тихий смех хрюкнул я.

‒ Терпи!.. Я быстро…

Культю тотчас обдало резким жаром, а затем зубодробительным холодом, но свое дело магия сделала и по самое плечо рука оказалась заморожена силой Ростислава.

‒ Как у тебя полу…

Но в ту же секунду парень замолк, потому как округу оглушил знакомый свирепый рык.

‒ КТО?! КТО ПОСМЕЛ?! ЧЬИХ РУК ДЕЛО?! ТЕПЕРЬ ЦЕЛАЯ НЕДЕЛЯ УЙДЕТ НА ВОССТАНОВЛЕНИЕ!

‒ Засада… ‒ с кислым лицом заключил будущий император. ‒ А хотя плевать. Сейчас разберусь.

Не прошло и минуты, как откуда-то сверху спикировал пламенный силуэт и, судя по багровому лицу графа, виной была отнюдь не магия огня. Рот начальника форпоста уже хотел открыться в безумном рыке, но Ростислав его опередил и как можно бережнее снял маску с лица прямо на глазах у мужика.

Зубы Шувалова захлопнулись с громким щелчком и тот с немым изумлением неверяще уставился на юношу, а затем аналогичным взглядом смотрел уже на меня.

‒ Ваше… высочество? Вы…

‒ Я, Игорь Семенович, ‒ усталым голосом отозвался цесаревич. ‒ Более двух дней нас преследовал цербер, его останки под разрушенной стеной. Захару пришлось вступить с тварью в битву прямо здесь. Думаю, вы понимаете, какие разрушения она могла принести, если бы попала за внешнюю стену. Мы торопились в форпост, чтобы помочь отбить нападение. Поэтому увольте нас от своих криков. Они справедливы. Но уже сегодня артефакторы рода Романовых с позволения Долгоруковых и Шереметевых займутся починкой. Даю вам своё слово. Сию же секунду, если вас не затруднит, нужно помочь Захару.

‒ Как прикажет его высочество, ‒ громко отозвался граф и, оказавшись подле меня, как можно бережнее подхватил моё тело под культю, а нам навстречу уже на всех парах сквозь разрушенную стену неслись стражи.

‒ Как дела в форпосте? ‒ затихающим голосом спросил я, потому как организм уже был на грани бессознательного состояния.

‒ Сносно, ‒ скривив харю, честно признался увалень. ‒ Правда, как оказалось у нас в полисе завелись ренегаты. Эти предатели открыли врата, но подоспевшие стражи чудом отбили вторжение, что радует, они не успели добраться до серединной стены. Да и многие уникумы вернулись вовремя, но теперь наши условленные рубежи в полном Хаосе. Однако, не это самое скверное…

После слов Шувалова внутри зашевелился предательский червячок, реанорское чутье почувствовало мгновенно подвох, а темнота перед глазами расступилась, подобно мутной воде в реке.

‒ О чем ты лопочешь, старик? ‒ холодно вопросил я, ощутив нутром неладное.

‒ Совсем недавно к нам на практику поступил отряд молодежи из академии. Три парня и три девушки. Так вот четверо из них теперь считаются погибшими. Меня ведь теперь их родичи закопают…

Девушки? Быть того не может. Нет! Они ведь… Неужели…

‒ Как их зовут?! ‒ рявкнул резко я, остановившись на месте.

Пару мгновений Шувалов с печалью в глазах созерцал моё лицо, а после выдохнув, заговорил.

‒ Якушев, Саруш, Потёмкина и… Трубецкая.

После слов графа внутри всё сковало многовековым льдом, следом неизвестная и родная частица меня самого ухнула куда-то вниз в гнилую и промозглую темноту прошлого. В глазах же стоящего передо мной увальня я смог увидеть, что черты на моём лице стали искажаться, принимая давно забытый реанорский образ в моменты сильного гнева, ярости, злобы и эйфории. А с губ самопроизвольно сорвался хрип и заозиравшись по сторонам я задал замогильным тоном всего лишь два вопроса.