Когда через несколько дней я спросил в редакции «Гудка» у Олеши, помнит ли он, что он мне рассказывал, Юрий Карлович даже удивился:

— Ну что вы… нельзя все помнить.

Юрий Карлович особенно интересовался медведями.

— Вот Август Иванович (был такой медведь в зоологическом саду. — И. Б.) будет героем моей будущей повести.

Я не знаю, говорил ли он всерьез. Кажется, всерьез.

— Подумайте: медведь-щеголь, медведь-фат, медведь-мудрец, медведь-авантюрист, одним словом, медведь-гризли.

Я запомнил эту его необычайную характеристику медведя, долго ждал появления повести, но не дождался.

Очень хорошо рассказывал Олеша сказку о двух крысах, о «крысе с зелеными глазами» — злой и о «добрейшей крысе с розовыми глазами».

Чем-то мне напомнила эта сказка известный гриновский рассказ «Крысолов». Я даже сказал об этом Юрию Карловичу, но он меня заверил, что этого рассказа он не читал или, во всяком случае, не помнил. Может быть, и так.

«Крыса с зелеными глазами» — мерзавка и злодейка, она убивает маленького белого мышонка, такого нежного и ласкового. Ее ненавидят все мыши, а крысы боятся.

Крысиное и мышиное царство описаны очень красочно. Там есть знатные и богатые крысы, есть крысы бедные, эксплуатируемые. Мыши подчинены крысам, но есть мыши-аристократы, мыши-ловкачи, мыши-фавориты. В мышином и крысином государствах царят вражда и ненависть. Дерутся из-за каждого попавшего сюда кусочка хлеба, ломтика колбасы, куска кожи.

А крыса с розовыми глазами… она всеобщая любимица, утешительница, благотворительница. Как ее уважают маленькие мышата! Только узнают, что она скоро выйдет, и уже так кланяются, что болят их маленькие головки.

Непонятно, отчего проистекает ее популярность. Может быть, розовые глаза производят такое впечатление? Ведь они почти прозрачные, и в них трудно что-либо увидеть.

А на самом деле всеми любимая крыса — мещанка и стяжательница. У нее собраны изрядные запасы, все по мелочам, по зернышку. Когда настал голод в крысином и мышином царствах, она не пожелала поделиться своими сокровищами и розовыми глазами безучастно глядела на гибель маленьких мышат. А отвратительная крыса с зелеными глазами все же кормила некоторых измученных товарок.

Заключительная часть сказки посвящена размышлениям маленького мышонка-философа об истине и справедливости. Он любит прислушиваться к разговору людей, даже часто вылезает из норы, чтобы лучше их услышать. И ему кажется, что люди только выдумали эти странные слова и понятия, чтобы обманывать бедных мышей.

Сказка о крысах и о мышонке-философе, по-видимому, не была записана автором и осталась неизвестной.

НАША ШЕХЕРАЗАДА

Замечательным рассказчиком был Борис Андреевич Лавренев. Можно только пожалеть, что он не любил выступать с эстрады, сравнительно редко читал свои произведения.

Я слышал его не раз в Ленинграде, в одном доме на Петроградской стороне, где собирались актеры и музыканты. Борис Андреевич рассказывал очень интересно, занимательно, ярко. Порой это были рассказы с продолжением: Лавренев делал большой перерыв, и слушатели ждали продолжения до следующей встречи, примерно через неделю. Рассказ помнили и продолжения ждали с нетерпением. Писатели шутя даже называли Лавренева «нашей Шехеразадой». И он не возражал, хотя вообще был человеком обидчивым. Кажется, ему нравилось это прозвище.

…Случилось так, что мы ушли из гостей слишком поздно, мосты уже развели. Это было время давнее, начало тридцатых годов. Тогда еще существовал архаический транспорт — извозчики, и у одного из мостов находилась открытая всю ночь извозчичья чайная. Мы заняли стол где-то в углу, от скуки Лавренев стал рассказывать. Говорил он довольно громко. И вскоре прекратился кабацкий шум. Заслушались и наши соседи извозчики.

Помню, мы беседовали с ним о детективной литературе. Как известно, в творчестве Лавренева много приключений, романтики. Но детективную литературу он не любил. Он считал, что в этой литературе все не настоящее. Обычно авторы завязывают узлы потуже, а потом и сами не в силах их распутать. Я часто вспоминаю это лавреневское определение. Да, завязка во многих детективах сильнее, эффектнее, интереснее, чем развязка.

В том же доме он рассказывал однажды очень острую, захватывающую историю и прервал рассказ на половине, чтобы продолжить на следующей встрече. Может быть, развязка не была еще до конца им продумана.

Прошло несколько десятилетий, и я не помню всех деталей. Но вот что осталось в памяти из этого повествования. Сам Лавренев был одним из его участников.

Начинается история с того, что в петергофской гостинице попала в номер к Лавреневу красивая девушка, вся в слезах. Выяснилось, что у нее здесь было любовное свидание, которое закончилось ссорой. Скоро появляется ее возлюбленный, молодой моряк. Лавренев пытается их помирить.

И тут в рассказ врывается тема, которая в то время становилась популярной, тема вражеского шпионажа. Молодой моряк работает в каком-то «секретном отделе». Вражеские агенты пытались использовать его возлюбленную, чтобы завладеть чертежами. Они стремятся убедить девушку, что в ящиках стола ее возлюбленного находятся письма другой женщины. Молодой человек показывает возлюбленной чертеж, и вражеский агент успевает его сфотографировать.

На этом прерывалась первая «ночь Шехеразады». Через неделю выяснилось, что молодой человек сумел обмануть вражескую разведку. Он понял, что его пытаются шантажировать, подсунул старые чертежи, которые приняты были вражескими шпионами всерьез.

История почти стандартная, но ловко «закрученная», и Лавренев увлекательно ее рассказывал. Очень оживляло повествование участие самого автора как одного из героев. Мне этот рассказ казался более интересным, чем многие напечатанные в то время детективные произведения. Сам же Борис Андреевич относился к нему иронически.

— Неужели и вам понравилось? — спросил он меня. — Ведь это выдумка, почти пародия.

Вспоминаю и другой, более интересный устный рассказ Бориса Андреевича. Повествование там ведется от имени молодого юриста, только что окончившего университет и назначенного следователем.

Получилось так, что первое его следственное дело связано с хищением в том учреждении, где он недавно работал (учился он заочно). Конечно, он принимается за дело с энергией, стремится применить все приобретенные в университете познания. И, о ужас… все улики — против него. Чем больше он пытается разобраться в деле, привлекает новые документы, допрашивает свидетелей, тем больше улик против него самого. Он почти сходит с ума. И только случайность помогает ему установить истину. Его запутали настоящие преступники, которые знали, что он будет вести следствие.

Получилось так, что в судьбе рассказа роковую роль сыграл автор этих строк. Я тогда любил старые приключенческие рассказы и повести. Попалась в мои руки повесть одного из основоположников детективного жанра. Уилки Коллинза «Разорванные письма». Там в замок, где произошло убийство, приезжает частный сыщик, дальний родственник хозяина. Он начинает расследовать дело, и многие улики оборачиваются