Дерьмо.

Дерьмо.

Дерьмо!

Думай. Думай, Хантер. Думай!

Я начинаю дышать чаще. По телу расползается страх. Который моментально перерастает в настоящую панику, когда я осознаю, что на мне нет нижнего белья.

– Выпусти меня немедленно.

– Играешь со мной? – Его ладонь ложится мне на колено, от чего ноги тут же покрываются гусиной кожей. – Или торгуешься? Прошлые девчонки никогда не заламывали цену и всегда уходили довольными.

Под сумасшедший стук пульса в ушах я крепче сжимаю в руке телефон и бью им урода прямо в его гадское лицо.

Потом еще раз.

Еще раз…

Сыпля проклятиями, он закрывает голову руками, защищаясь от ударов, но я останавливаюсь только когда вижу на своей руке кровь – кажется, я разбила ему нос. Или бровь. У козла вся морда в крови. Невозможно понять.

– Ты что, с катушек слетела?! – вопит извращенец.

– Открой ебаную дверь!

– Что ты наделала?! – Он прикасается к своему носу, к губам, затем с ужасом смотрит на выпачканные кровью руки. – Что ты наделала, бешеная сука?

– ДВЕРЬ!!!

– ДА ОНА ОТКРЫТА, МАТЬ ТВОЮ! Никто ее не запирал! Вали на хрен отсюда, сумасшедшая!

Я дергаю за ручку еще раз, и, к моему удивлению, она поддается.

Выскакиваю из машины, сбрасываю босоножки и бегу босиком вперед, по узкой дороге, в направлении света фар и широкого луча моего телефонного фонарика. В лицо хлещет дождь. Ноги вязнут в холодной грязи. Сердце стучит где-то в горле. Шум ветра смешивается с шумом пульсирующей в ушах крови.

Я не знаю, где я.

Тупой навигатор в телефоне постоянно перезагружается. Никак не может определить мое расположение, чтобы выстроить маршрут.

Сколько миль отсюда до моего дома? Две? Три?

Вечность?

В голове мечутся самые чудовищные мысли, но я не позволяю им сбить меня с пути. Я упрямо продолжаю бежать. Вперед, к свету, к теплу. К безопасности. Пока в венах бурлит адреналин, нельзя останавливаться.

Наконец, вдали, словно спасительные маяки, появляются первые горящие окна домов. Я замедляю бег до ходьбы. Затем останавливаюсь и, задыхаясь, падаю на колени.

Час спустя, переступив порог дома, я запираю входную дверь на замок и съезжаю по ней на пол. Я не чувствую ног. Не чувствую вообще ничего. Мне хочется умереть. Или я уже умерла.

В квартире темно. Руби нет дома. Проверяю телефон – никаких уведомлений. Наверное, если бы я сдохла по дороге, упав в какую-нибудь канаву или в открытый люк, то мою пропажу заметили бы лишь на последней стадии разложения тела.

Интересно, Чейз пришел бы со мной проститься?

Наверное, нет.

Стивен непременно прислал бы моей матери цветы и открытку с соболезнованиями. Уверена, это оказались бы красные розы. Он определенно приверженец классики.

С трудом волоча сбитые в кровь ноги, добираюсь до ванной комнаты, выпиваю ибупрофен, чтобы облегчить пульсирующую боль в ступнях, которую до этого притуплял адреналин, и следом глотаю ксанакс[62]. Отдираю от тела мокрое платье, которое, судя по виду, безнадежно испорчено, и швыряю его в корзину с грязным бельем. Руби хватит удар, когда она его увидит. Эта мысль доставляет мне извращенное удовольствие.

Закрыв шкафчик с лекарствами, смотрю на свое отражение в зеркале на его дверке и морщусь от отвращения. Я выгляжу так, будто провела ночь на кладбище, сражаясь с армией зомби, которых закапывала обратно голыми руками. На щеке свежая царапина от ветки, в хвосте и выбившихся из него прядях запутались листья, кожа покрыта пятнами от травы и мелкими камешками гравия. Под покрасневшими глазами черные разводы из-за размазавшейся туши. Отвожу глаза в сторону и до боли закусываю губу. Не хочу видеть себя такой жалкой.

Захожу в душ, сажусь под горячие струи и прижимаю колени к груди, пока вода смывает с меня кровь и грязь, окутывая плотным облаком густого пара. Человеческий организм способен чувствовать лишь один вид боли, и, когда обезболивающие снимают физическую, я снова ныряю в липкие объятия душевной. Тихие слезы быстро переходят в истерику, и я закрываю ладонями лицо, задыхаясь от сотрясающих все тело рыданий.

Оказавшись в своей комнате, ставлю телефон на зарядку, натягиваю платье-футболку и ложусь в кровать. Тело все еще бьет мелкая дрожь. Сжимаю челюсть, чтобы остановить стук зубов, и накрываюсь одеялом с головой.

Не проходит и нескольких минут, как из прихожей доносится звонкий голос Руби. За ним следует мужской смех. Звон бокалов. Звуки поцелуев. Снова смех. И спустя четверть часа за стеной, разделяющей наши спальни, раздаются пошлые стоны.

Я переворачиваюсь на живот и зарываюсь лицом в подушку, чтобы заглушить рвущиеся наружу рыдания.

Глава 23. Хантер

Утром я чувствую себя так, будто только что вышла из комы после автокатастрофы или падения с большой высоты. Во рту сухо, как в пустыне, в горле стоит ком размером с мяч для крикета, все тело словно одеревенело и болит. Рука безвольно свисает с кровати, касаясь пальцами прохладного пола. Кажется, будто я всю ночь пролежала в одном положении.

С трудом подняв опухшие веки, щурюсь от яркого сияния солнечного света и прислушиваюсь к звукам в доме – в ванной течет вода. Значит, Руби еще не ушла. Прекрасно. Самое время ее убить.

Откинув одеяло, встаю с кровати и прихрамывая выхожу из комнаты. Чертовы ноги болят еще сильнее, чем вчера. Но время жалости к себе закончилось. Больше никаких слез. Не в этой жизни.

На кухне обнаруживаю незнакомого чувака, который как две капли воды похож на Зака Эфрона в сериале «Спасатели Малибу». Но не спешите заводиться. Четыре минуты – вот настолько он был жалок прошлой ночью.

– Ух ты… – Его голубоглазый взгляд липнет к моим ногам, как мокрая тряпка. На мне нет ничего, кроме черной удлиненной футболки с логотипом «ФБР», но это вовсе не повод так глазеть. – Привет, я – Уэйн.

Прохожу мимо стола, за которым он сидит, достаю из холодильника бутылку «Сан Пеллегрино», открываю ее и делаю несколько жадных глотков. Вместе с блаженной прохладой по телу разливается облегчение. Черт, как хорошо.

– Привет, Уэйн. – Облокачиваюсь перед ним на стол и кладу подбородок на сплетенные пальцы. – Быстро поднял задницу с моего стула и вынес ее на хер за дверь.

Его черные брови взлетают вверх как две испуганные вороны.

– Ого, вау. А если не вынесу, то что?

– То я наберу девять-один-один и сообщу диспетчеру, что ко мне в дом вломился какой-то незнакомый полуголый мужик, Бог знает, с какими намерениями, и пытается ко мне приставать.

– Что ты несешь, ненормальная? – Туповатая улыбка медленно сходит с его губ, и лицо приобретает беспокойное выражение. – Я никуда не вламывался.

– Считаю до пяти.

– Да кто ты вообще, нахрен, такая? РУБИ! – начинает верещать он.

– Один.

– РУБИ!

– Два. Кстати, мне еще нет восемнадцати.

Его глаза ползут на лоб. Грязно выругавшись, Уэйн вскакивает со стула, опрокидывая его, и несется в прихожую, на ходу застегивая свою яркую гавайскую рубашку.

– Три.

– Чокнутая сука! – почти с нежностью бросает мне напоследок и громко захлопывает за собой дверь.

– Ух, какая ты грозная, – раздается за спиной веселый голос Руби. – Встала не с той ноги?

Она безмятежно вплывает на кухню, обернутая широким белым полотенцем, вставляет в кофемашину капсулу неспрессо, что-то напевая себе под нос, и нажимает кнопку пуск. Я хватаю кружку, которая успела наполниться почти наполовину, и швыряю ее в стену. Белый фарфор разбивается на осколки, коричневая жидкость оказывается на обоях и на полу. Руби ошарашенно смотрит на меня.

– Та-а-ак… Что-то случилось?

– Ничего. – Пожимаю плечами, с трудом сдерживаясь, чтобы не разнести все вокруг. – Ну, кроме того, что Стивен Каннинг оказался отцом моего бойфренда, Чейз порвал со мной, потому что хорошие парни не встречаются со шлюхами, а на обратной дороге домой водитель Стивена предложил мне отсосать ему за деньги. А как прошел твой вчерашний вечер?

– Постой, что? – Ее карие глаза округляются от удивления. – Стивен – отец Чейза?

– Ну, давай, солги, что ты не знала фамилию человека, с которым заключала контракт.

– Конечно, знала. Но я