— Потрясающе! Я должна к ним попасть, Хэл, слышишь, должна! Я хочу быть тут после смерти!

— Будешь, у тебя золотые руки, — подбадривала ее Хэледис, — пирожные ты печешь вкуснейшие. Боги оценят твой талант.

— Если бы! Они и вполовину не так хороши, как у мастера Годара!

Обучение Рилы протекало спокойно: тамарийский кондитер оказался честным человеком, хоть и запросил большие деньги за ученичество. Хэледис с удовольствием слушала рассказы о нем и пробовала результаты необычной готовки. Пирожные были потрясающими, но Рила часто разносила их в пух и прах:

— Они должны быть не только вкусными, но и красивыми, как местные храмы! Чтобы люди немели, теряли разум и платили раза в четыре больше, чем за булки. Пирожные должны быть праздником, а не обыденностью! Рубинами, а не галькой под ногами! Я безнадежна.

— Не переживай, однажды у тебя все получится. Нужно только закончить обучение, и твоя выпечка сведет аринайцев с ума, как твоя красота.

— Кто научил тебя так подлизываться к людям? — смеялась Рила, заключая ее в объятия.

— Это врожденный талант. Должны же и у меня они быть?

— По-моему, у тебя талант дружить, Хэл. И окружать себя хорошими людьми.

— Это ты сейчас меня похвалила или себя?

— Нас обеих. Пойдем купаться?

— Пойдем.

Тамарийское море было самым прекрасным из всего, что Хэледис когда-либо видела. Они с Рилой ходили купаться по вечерам и выходным, которые мастер Годар устраивал для «освежения вкусовых ощущений» своих учеников. Рила пользовалась ими, чтобы увидеть Тамарию и как следует поразвлечься.

Хэледис приходила к морю каждый день и подолгу сидела на берегу, вслушиваясь в шум волн. Разве то, что она видела, не было чудом? Разве тамарийские храмы, созданные руками людей, не вызывали божественный экстаз, безо всякого Талисмана Матери? Зачем было искать чудо в иных мирах? Всего-то нужно покинуть пределы страны.

Ровная линия между небом и водой завораживала не хуже Глаза Матери.

Интересно, видела ли Ярша море? А сарнийские стоянки, о которых они грезили?

Воспоминания о ней больше не ранили, а вызывали тихую грусть. Хэледис жалела, что не сможет показать Ярше Тамарию с ее морем и храмами, что та никогда не попробует пирожных Рилы. Смерть все-таки была ужасно несправедливой, забирая лучших и оставляя обыкновенных людей, вроде нее самой.

Предаваться печали у нее выходило нечасто: Рила вытесняла ее, заполняя каждый день событиями. Пусть большую часть времени она проводила на обучении, даже меньшей хватало, чтобы Хэледис не скучала.

Куда бы они ни выбирались вместе, Рила привлекала окружающих мужчин, как яркий, ароматный цветок. Хэледис, привычно находившаяся в тени, забавлялась, наблюдая за этим. Смуглые и курчавые тамарийцы наперебой звали белокожую Рилу замуж, клялись в любви, приносили ей подарки и даже пели серенады под окнами их домика. В сторону Хэледис не глядел ни один.

— Ты слишком сильно исхудала, — сетовала Рила, — выглядишь, как девочка-подросток. Почему все мои сладости ничего не меняют в твоей фигуре?

— Меняют. Смотри, у меня уже ребра не торчат.

— Тебе так только кажется.

— А что скажет Гайер, когда ты вернешься? Он, конечно, не узнает, что с некоторыми пылкими кавалерами ты проводила ночи, но наверняка будет подозревать это.

Рила махнула рукой.

— Гайера я бросила перед отъездом. Он взбесился, когда я сообщила, что поеду, несмотря на его увещевания. Предложила поехать со мной, но нет, он хотел сидеть на одном месте, и чтобы я сидела под боком. Ну его. Хочешь, найдем тебе кавалера для короткого романа? Немного макияжа, платье покороче — и проблем не будет.

Хэледис хмыкнула и покачала головой.

— Сколько бы сладостей я ни съела, мне никогда не обрести такую же выдающуюся грудь, как у тебя.

— Разве дело в одной груди?

— Они все смотрят в основном туда.

Рила рассмеялась. Затем осеклась.

— Хэл, а ничего, что я болтаю о мужчинах? Ты скажи прямо, если неприятно, я прекращу.

— Ничего. Мне уже не больно. Второго Джелона я не встречу и не хочу этого. Я счастлива, что любила его, а он меня. Привлекать мужчин мне больше незачем.

Письма родителям Хэледис отправляла каждую неделю. Расписывала красоты Тамарии, заверяла, что у нее все замечательно. Так и было, но иногда она все-таки вспоминала Джелона. Тепло его рук, нежность поцелуев, сплетение тел и их обоюдную страсть. Джелон считал ее красивой, и она чувствовала себя такой под его восхищенными взглядами. Нет, от кого-то другого ей все это было не нужно. Выглядеть тощим подростком Хэледис полностью устраивало.

К августу ее кожа покрылась ровным загаром от частых прогулок под знойным тамарийским солнцем. Волосы выгорели и отросли до лопаток. Интересно, что скажут мама с папой, увидев ее такой?

Однажды ее безмятежный отдых едва не оборвался вместе с жизнью. В одну из прогулок по Иногасту Хэледис затащили в переулок и, поливая отборной бранью, принялись грабить. Денег у нее с собой не было, ценных вещей тоже. Когда грязная лапа грабителя потянулась к ней, чтобы обыскать, она ударила по ней и попыталась сбежать.

От ответного удара у нее зазвенело в ушах. Когда Хэледис очнулась, то с удивлением обнаружила, что в переулке идет драка: на бандита набросился невесть откуда взявшийся паренек. Телосложением он сильно уступал кряжистому противнику, зато ярости его хватило бы на десятерых. Увы, силу она не заменяла: парень проигрывал. Удары сыпались на него градом, а после очередного, он упал.

Хэледис судорожно оглянулась, соображая, как помочь, и бросилась к углу переулка.

— Стража! Сюда, скорее, здесь человека убивают!

Она призывно замахала руками, и бандит, выругавшись и треснув парня напоследок, удрал в противоположную сторону.

Тот сплюнул кровь и потряс головой. Хэледис подошла к нему и присела рядом.

— Ты в порядке? Встать сможешь?

— Смогу, если немного посижу. А вы как?

— Нормально. Спасибо большое. Без тебя я бы пропала.

Паренек поднял голову, и Хэледис увидела, что он совсем юный. На его лице отражалась досада, а из рассеченной на лбу кожи текла кровь, которую он постоянно стирал тыльной стороной ладони.

— Мне надо больше тренироваться, — вздохнул он, — я слишком слабый. Хотя, был бы у меня меч, этот негодяй распрощался бы с жизнью! А где стража?

— Ее там не было. Держи, прижми платок к ране. Пойдем со мной, я обработаю.

Их с Рилой жилье, к счастью, располагалось неподалеку. Парень прихрамывал и морщился, но шел сам.

В драке он пострадал несильно, отделавшись синяками и ссадинами, и категорически отказываясь показываться лекарю.