Шрифт:
Закладка:
Мэллоуэны едут в Америку, проводят несколько дней в Гранд-Каньоне, в Нью-Йорке ходят по театрам («Вишневый сад», «Траур к лицу Электре»), в Голливуде присутствуют на съемках «Свидетеля обвинения». Спустя четыре года поедут в Индию, Пакистан, Персию, где Макс – к тому времени уже один из самых видных ученых-археологов – открывает британские школы и институты археологии.
В Багдад на раскопки в Нимруде Мэллоуэны приезжают в 1949 году, а двумя годами позже – забавное совпадение – выходит триллер Агаты с соответствующим названием: «Они приехали в Багдад»[28]. Иракские рабочие встретили Макса и Агату с такой же радостью, как и критики, особенно американские, – этот триллер, в котором, впрочем, за исключением названия, ничего автобиографического не было.
Продолжались раскопки, по существу, все пятидесятые годы – и были на редкость удачными: команда подобралась – лучше не бывает, чему во многом способствовал научный консультант Макса, профессор Багдадского университета Махмуд-аль-Амин.
Миссис Мэллоуэн, как и раньше, фотографирует выкопанные экспонаты, следит за порядком, живет – а ведь ей под семьдесят! – на раскопках, в палатке, писать же уходит в так называемый Дом экспедиции. Там же – не только пишет, но и читает; любит современную литературу – Мюриэл Спарк, Нэнси Митфорд, Джеральда Даррелла, перечитывает Шекспира и Диккенса, увлекается психоанализом и философией – Фрейдом, Юнгом, Витгенштейном, а также – нон-фикшн: на ее столе в Доме экспедиции – «Шоу о Шекспире», «Жизнь Иисуса» Ренана, «Моцарт в Зальцбурге».
Помимо четы Мэллоуэнов, самыми заметными, незаменимыми людьми на раскопках считаются еще трое: прораб Хаммуди, человек преданнейший и надежнейший, неутомимый секретарь Макса Барбара Паркер и повар-перс, который священнодействует на кухне; лучшим суфле из грецких орехов Мэллоуэнам лакомиться не приходилось.
Но – не хлебом единым. Какие только сокровища не извлекала на поверхность за десять лет команда Макса Мэллоуэна, что только ни выкопала из недр нимрудских насыпей и могильных холмов! Целые дворцы IX века до нашей эры, такие как Ашшурнасирпал и Форт-Шалманесер, с сотнями комнат, башнями, крепостными стенами, каналами, стенными росписями, талисманами с изображением царя под Древом жизни, тимпанами из слоновой кости с крылатым сфинксом или с крылатой коброй. А также останки царицы с кулоном на шее, безделушки из слоновой кости, испещренные клинописью древние папирусы, золотые диски, которые Макс описал в «Нимруде и его останках» и которые ныне хранятся в Британском музее и в нью-йоркском «Метрополитен».
Пятидесятые годы подошли к концу – и с ними завершился продолжавшийся целое десятилетие режим радушия и содействия, сопровождавший работу Макса в Нимруде и других местах Ирака и Сирии. В 1958 году в Ираке произошла революция, король Фейзал и премьер-министр были убиты, почти сразу же после исламского переворота заявила о себе цензура, которая – знаем по себе – чем свирепее, тем смехотворнее. Так, гранки «Зернышек в кармане», переиздававшегося романа Кристи 1953 года, которые послал Агате в Нимруд из Лондона Корк, были задержаны на таможне – «сельскохозяйственная пропаганда».
Проигранное пари
В конце декабря 1951 года за столиком лондонского ресторана «Карлтон-Грилл» сидят двое: известный импресарио, а также театральный режиссер и начинающий драматург Питер Сондерс, и не менее известная писательница Агата Кристи Мэллоуэн, «женщина-тайна», как назвал ее в сердцах один американский театральный критик.
А ведь действительно – женщина-тайна: в Англии она есть, и в Англии ее нет.
Есть – потому что выходят ее книги, ставятся спектакли и фильмы по ее романам, рассказам и пьесам, потому что о ней пишут и спорят критики, ее к месту и не к месту цитируют.
Нет же – физически. После окончания войны Агата – мы писали – бо́льшую часть времени проводит не в Лондоне и не в своих загородных поместьях, а вместе с мужем на раскопках, в тысячах миль от Англии. На родине, конечно, она бывает, но редко, в основном летом и, как правило, недолго. И, когда приезжает, старается ни с кем из знакомых не видеться, живет в Девоншире, в уединении, точно так же, как жила на Лон-стрит во время войны.
Избегает, прямо как Эркюль Пуаро, шумихи и суеты, старательно охраняет свою частную жизнь от любых посягательств. Как огня боится презентаций, пресс-конференций, выступлений:
«Мне легче написать десять пьес, чем произнести одну речь».
Вообще, себя недооценивает:
«Могу признать, что я добродушна, жизнерадостна, немного малахольна, забывчива, робка, чувствительна, на редкость не уверенна в себе, в меру бескорыстна…»
С возрастом, еще больше, чем раньше, избегает репортеров, фотографов – вероятно, тоже от неуверенности в себе. Особенно вывела ее из себя фотография в «Шпигеле», на которой она отдает должное клубничному торту – умелый репортер отыскал ее слабое место.
«Скажите, Эдмунд, ну почему я вынуждена это терпеть? – пишет она Корку, вложив в письмо злосчастную фотографию. – Таких, как я на этом снимке, держат под замком в психбольнице, не находите?»
Стоит ей пробыть в Англии месяц-другой, как она вновь рвется в Нимруд. Во-первых, чтобы скрасить мужу нелегкое, одинокое существование, тяжелую работу под палящим солнцем, в том числе и физическую. Ее возвращения Макс всякий раз с нетерпением ждет: на раскопках у Агаты, как мы уже писали, масса обязанностей – от фотографа до менеджера. Ну а во-вторых, – чтобы скрыться от средств массовой информации, и не от радио, о чем уже приходилось писать, а от набирающего силу и влияние телевидения, куда Агату постоянно и безуспешно зазывают, уверяя, что в студии ей ничего не придется делать. «Всё, что от нее требуется, – говорил Корку продюсер Деннис Уорден, шеф-редактор уже упоминавшейся популярной «Панорамы», – это сидеть в кресле и, забыв о камерах и софитах, ответить на несколько самых примитивных вопросов».
Но, как говорится, насильно мил не будешь.
Когда спустя почти двадцать лет, в конце 1969 года, друзья и родственники будут обсуждать, как отметить 80-летие знаменитой писательницы, Агата напишет Корку:
«И чтобы никакого телевидения! Обещайте. Не переношу его. Должна признать, что я не телевизионный человек. Верно, от телевидения есть польза: можно посмотреть скачки, новости, прогноз погоды, который никогда не сбывается… Но в целом – нет, удовольствия мне этот ящик не доставляет…»
После окончания войны много чего произошло в ее жизни.
На афишах теперь постоянно красуется ее имя, пьесы и фильмы по ее книгам идут и в столичных, и в провинциальных театрах и кинотеатрах. Сама Агата, правда, присутствует на этих спектаклях и кинопоказах, лишь когда возвращается из Ирака домой, да и то далеко не всегда. Не побывала даже на мировой премьере фильма Ренэ Клера по сценарию Дадли Николса «Десять негритят», состоявшейся сначала в Нью-Йорке, в кинотеатре «Рокси», 31 октября 1945 года под уже известным нам «нерасистским» политкорректным названием «И никого не стало», а затем в Лондоне, и это притом, что тогда раскопки в Ираке еще не начинались, и Агата безвыездно жила в Англии, в Гринуэе. А впрочем, в том, что она не почтила своим вниманием эти два события, нет, в сущности, ничего удивительного: ведь на кинопремьере ей пришлось бы выступить с речью…
