Анастейша тоже явно чувствовала себя не в своей тарелке. Сразу отошла к окну, отвернулась от меня. Мне было легче не видеть ее глаз. Высказав ей все, что хотел, я мысленно похвалил себя. Но тут она поворачивается ко мне вся в слезах – и все мои тщательно выстроенные стены разом рушатся. Хочу прижать ее к себе, защитить ото всех, причиняющих боль. Но ведь сейчас я тот, кто ее обидел. Все подавленные эмоции мощным потоком вырываются на поверхность – и вот я уже целую ее вновь.

Слышу шум в коридоре и пугаюсь. Ведь если кто-то нас заметит, я могу потерять свою Аниту. Отскакиваю от Анастейши, как последний трус. Она в слезах убегает. Догонять ее бессмысленно. Все, что я могу, – это попросить водителя доставить ее домой.

После этого случая настроение у меня ни к черту. Рычу на подчиненных и, хоть и стараюсь не показывать свое душевное состояние Аните, она все чувствует. Загодя начинает приставать ко мне с празднованием моего дня рождения. У меня же совсем нет настроя. К счастью, она отстает. Потом сообщает, что мы отметим вдвоем в загородном доме. Это меня вполне устраивает. Но когда мы заходим в холл, вспыхивает свет и звучит дружный крик: «Сюрприз!» Мне с трудом удается навесить улыбку на лицо. Я понимаю, она старалась. Не стоит ее разочаровывать.

Старательно поддерживаю беседу со спешащими меня поздравить гостями. Но мой взгляд все время упирается в дно стакана, который я кручу в руках, наблюдая, как янтарная жидкость медленно скатывается по стенкам. «Джонни Уокер» на сегодня – мой лучший друг.

На миг оторвавшись от созерцания виски, замечаю, как в дальнем конце зала моя маман беседует с Анастейшей. Сердце пропускает удар. Кубики льда звонко бьются друг о друга в дрогнувшей руке.

«Откуда она тут взялась? Почему рядом с ней моя мать? И о чем, черт возьми, они могут говорить?» – Миллион вопросов проносится в голове, пока я уже спешу через зал к этой парочке.

Как только подхожу, мама начинает вещать насчет того, что Анастейша была бы хорошим выбором для меня. Я знаю, что после выходки Аниты год назад маман не может ее простить, но это сводничество меня откровенно напрягает. Увожу мать подальше от коварной девицы.

После нескольких стаканов злость слегка отступает, но тут я замечаю, как Анастейша танцует со знакомым итальяшкой. Вижу, как он прижимается к ней все крепче. А когда вдруг целует ее в плечо, пелена застилает глаза. Плохо понимаю, что творю. Подлетаю к парочке и оттаскиваю Анастейшу в другой зал.

«С ее появлением в моей жизни все пошло наперекосяк. А теперь она пытается встать между мной и Анитой. Никому не позволю лишить меня второго шанса на отношения с женщиной моей мечты. Зачем она здесь сегодня? Чтобы разрушить мою жизнь? Свести с ума?» – Проносящиеся в голове мысли сформировали в моей голове образ Анастейши как абсолютного зла.

Незаметно для себя начинаю повышать на нее голос. И даже страх в ее глазах уже не может остановить меня. А когда мой кулак ударяет стену в миллиметре от нее, Анастейша вырывается из кольца моих рук и убегает.

Боль и вид разбитых костяшек немного отрезвляют. Опять прошу Димку отвезти Анастейшу домой и, смыв кровь с руки, возвращаюсь на вечеринку. Стиснув зубы, жду окончания праздника. Злость мутной субстанцией продолжает бродить во мне, ища выхода. Когда гости расходятся, я уже на грани. Анита подходит, не замечая моего состояния.

– Мы одни, котик. Теперь можем повеселиться, – игриво начинает она.

Ее слова лишь подливают масла в огонь. Ярость уже неудержимо клокочет во мне. Не в силах сдержаться, я выплескиваю агрессию на ни в чем не повинную Аниту:

– Я же просил тебя не делать этого! Что в словах «Я не хочу праздновать» было непонятно?! На кой черт было устраивать этот прием?!

Я трясу ее за плечи. Она так растеряна и напугана моей внезапной вспышкой, что молча болтается в моих руках, как тряпичная кукла. Ее многослойное черное платье абстрактного кроя лишь усиливает это впечатление.

– Повеселись тут одна! – выплевываю я ей в лицо напоследок и, выскакивая из дома, приказываю Димке гнать в город. На полдороге спохватываюсь. Я ни за что наорал на любимую женщину и оставил ее одну в пустом доме. Мы разворачиваемся и на полной скорости несемся назад.

Когда захожу, вижу Аниту, рыдающую на ступеньках. Внутри все сжимается. Да что со мной не так? Бросаюсь к ней, падаю на колени, сбивчиво извиняюсь. Это не действует. Она по-прежнему плачет навзрыд, закрыв лицо руками. Тогда я сажусь рядом с ней, пытаюсь обнять. Она отталкивает меня, бьет в грудь маленькими кулачками. Я перехватываю их, целую, продолжая вымаливать прощение. И в конце концов она сдается, позволяет обнять себя, утыкается в мою шею мокрым от слез лицом. Моя идеальная принцесса.

Сажаю Аниту на колени лицом к себе, вытираю слезы, целую темные дорожки на ее щеках. Вся моя сегодняшняя агрессия вмиг трансформируется в жгучее желание обладать ею. Запускаю руки ей под платье. Хочу прикоснуться к ней, но ткани слишком много. Рычу от нетерпения. Ставлю Аниту на ноги. Сейчас она непривычно податлива. Слегка ослабла от рыданий и волнений сегодняшнего дня. Нахожу молнию и снимаю с нее излишне пышное платье. Любуюсь, поднимая взгляд снизу вверх. «Лабутены», чьи острые шпильки могли бы послужить отличным орудием убийства. Черные чулочки с ажурной резинкой на уходящих ввысь ногах. Еле заметные кружевные стринги. Вот и весь гардероб. Ничем не стесненная грудь смотрит прямо на меня, призывая к действию. Подхватываю Аниту и вновь опускаюсь с ней на ступени.

Слышу, как расстегивается молния – и вот Анита уже оседлала меня. Кладу руки на ее упругие ягодицы, сжимаю и наращиваю темп. Чувствуя, что мы уже близко, откидываюсь назад. Ступеньки впиваются в спину, но мне все равно. Неистово насаживаю ее на себя и тону в ее крике. Она обессиленно падает мне на грудь. Ее белокурые локоны сползают мне на плечи, щекочут кожу. Мой взгляд останавливается на темноте, клубящейся за панорамными окнами. На секунду пугаюсь от того, что мы тут как в аквариуме. Но быстро вспоминаю, что вокруг на много километров ни души.

Передохнув, мы поднимаемся, чтобы пойти в спальню.

– Черт, – Анита озабоченно смотрит на порванный чулок. Из коленки сочится кровь.

С ужасом понимаю, что в порыве страсти приложил ее о ступеньки.

– Почему ты не сказала? Тебе больно?

– Я