— Расскажи мне, почему ты так хохотала, когда я признался, что эльфийский смесок?

Нелли посмотрела в хмурое лицо Лавиля. Он на неё не смотрел. Налил себе второй бокал. Тут же выпил. Залпом. Налил снова. Отпил половину. Он что, напиться решил? Из-за того, что эльф? Нел утешила его:

— Не бойся, Лавиль. Может быть, ты внешне и смахиваешь на сидхе… Тут ты сам виноват, если хочешь знать моё мнение! Ты сам выпячиваешь это. Длинные светлые волосы… Только это роднит тебя с ши. А так… Дормерцы тоже ведь красивы… Конечно, раз ты блондин, был у вас кто-то в роду. И родовое имя подходит. Но сколько их, таких родов в Дормере?… Это вовсе не значит, что ты прям сидхе-сидхе…

— К чему ты ведёшь? — оборвал он её несколько путанную речь.

— К тому, что ты типичный дормерец, Лавиль. Как и Виллис.

— Почему?

Нел приложилась к фриллу. Задумалась. Открыто посмотрела на Лавиля:

— Ты не болтун ведь. Удивительно! Языком метёшь и шутишь, но что-то важное из тебя не "вылетает" никогда! Ты не выдал меня, что касается "пятачка". Он, кстати, пусть прощение попросит у тех женщин, что помнит, и проклятие спадёт… Так вот. Я тоже буду с тобой откровенна. Но только настолько, насколько могу…

Он дёрнул плечом:

— Знаю я о вашей зацикленности на тайнах. Быстрее!

Нел вздохнула:

— Ну, если быстрее, то ты никак не можешь быть более или менее чистокровным потомком эльфов.

— Почему?

Нел решилась и доверчиво глядела на него. Мягко улыбалась. Глаза сияли, как магические кристаллы в горах Гарнара. И голос лился, как горный ручей. Негромко и певуче. Хрустально. Так, наверное, и должна звучать истинная тайна:

— Эльфы умеют любить, Лавиль. Нет. Даже не так… Это единственная слабость, какая у нас есть… Та самая слабина, которая делает любую броню бесполезной… Поэтому мы никогда не носим броню. И прячем свои слабости… Это проявляется во всём. В манере боя. В политике. В личной жизни… Мы невыразимо зависимы от тех, кого любим. И принимаем их любыми. Потому у нас так почитают истинные пары. Это счастье для обоих, и всей семьи. Значит, никто не разобьёт сердце нашего брата и сестры. Никто не толкнёт их к гибели. Они проживут в счастье. Защищённые любовью друг друга… Знаешь, сколько из нас погибли из-за вероломства тех, кого полюбили? Больше, чем в войнах… Каждый ши знает это и боится. Мы с большим трудом вступаем в отношения, Лавиль. Мы знаем, чего это может стоить нам…

Лавиль поверил ей. Безоговорочно. Пробормотал:

— Я никому… А как же эти все…

Она поняла. Ответила:

— Об этом знают все, кто играет в политику. Твои друзья тоже. Почему ты думаешь, король пытался обаять нашу княгиню? Он знал, что она будет безусловно верна тому, кто затронет её сердце.

— Она и была верна тому, кого выбрала, — против воли проболтался Лавиль. — Она почти умерла, чтобы спасти его.

Нел не удивилась. Кивнула:

— Алат тоже знает. Все политики и шпионы знают.

— Они ловят вас на этом? — спросил вдруг Дамиан.

Нел покачала головой:

— Мы стараемся не выпускать молодняк из княжества. Это то место, где они могут быть в безопасности. Как в нашем старом мире. Максимум Ламеталь. Законы там теперь созвучны с нашими… В Дормер эльфы попадают только случайно. Или если нет выхода… В Тайной канцелярии только те, кто уже любил, потерял и пережил. Им нечего терять больше.

— А ты? — шепнул Лавиль.

Нел спокойно глянула на него:

— У меня есть ребёнок, Лавиль. Дочь.

— Виллис знает?

— Да.

Разговор заглох. Он сам вернулся к опасной теме. Протянул задумчиво и, казалось бы, безразлично:

— Сильно Виллиса зацепило, раз готов принять ребёнка…

Нел пожала плечами. Допила бокал:

— Кто его знает… Как по мне, одинаково неприятны и его одержимость, и твоё равнодушие.

Он даже не повернулся к ней. Бросил хмуро:

— Я не был равнодушным.

Нел фыркнула:

— Ну, конечно! Предложил поучить меня любви!

Он усиливал воздействие на неё. Чтобы говорила правду. Очень плавно. Чтобы не заметила его фортель. Она и не замечала. Несла эту самую "правду", от которой он уже больше восьми месяцев был сам не свой. Он задавал вопросы, а она била его той самой "правдой" наотмашь по щекам. Или по сердцу… Вливал силы в её резерв бурным потоком теперь. Сама же призналась, что действует безотказно. Чтобы не запомнила их разговор. Мало ли что там у него на лице от этой "правды" проступает?..

— А что не так было с этим "учить любви"? Вы же, вроде бы, не цепляетесь за формальности?

Нел фыркнула:

— Как удобно! Я попользуюсь, оскорблю и назову это "свободой".

— А чего ты хотела? Брак? Как Виллис?

Она даже не ответила. Пренебрежительно хмыкнула. И он озверел. Осторожно убрал бокалы подальше. Подсел ближе. Она плыла уже. Теперь он видел, что она, и правда, как пьяная: расширенные зрачки, покрасневшее лицо. Блестящие зелёные глаза. Он посмотрел в эти глаза. И спросил то, чего не мог понять:

— Почему честность обижает больше всего? И ты!.. Ты ведь сама уходила от меня. Столько раз! Ты каждый раз бросала меня! Ты! Не я! Почему?

Она прошептала:

— Ты не умеешь любить. Не можешь нуждаться в ком-то…

И он просто вырубил её. Усыпил. Пусть спит. Ей полезно проспаться. От своих диких идей. Да! Он не верит во все эти сопли! И обещал себе, что никогда не свяжется с женщиной серьёзно!.. Но, чтобы не нуждаться?..

Он нуждался в этой мерзавке так болезненно, что становилось страшно. И каждый раз надеялся, что она останется и доверится ему. А она уходила. Он слышал. Каждый раз. И делал вид, что спит. Почему?.. А что ему было делать? Умолять?.. Она и завтра уйдёт. И, не исключено, что к Виллису. И что? Что тогда?..

Он рывком стащил