— Дражайший Степан Николаич, будьте любезны прибыть к адмиральскому шатру!

— Иду, — сказал кэп и подошел к навесу, под которым на столе были разложены рабочие карты.

— Чегой-то ты себя в адмиралы записал, а, Саныч? — спросил он, но начальник лишь молча постучал по карте — по злополучному притоку.

— Да уж, недоглядочка вышла, — сказал кэп, взглянув.

— Будет вам «недоглядочка»! — прорычал начальник. — Вот заводите свой тарантас и топайте туда.

Мой кэп поднял на него глаза, и губы его чуть растянулись в ехидной полуулыбке.

— Так ты же сам вчера мотористов домой отпустил. Они еще в обед на «Казанке» ушли.

— Та-ак! — сказал начальник, зверея. — Вдвоем идите.

Я удивился. Пароход, конечно, невелик, но не моторка все же. Однако капитан мой рассудил иначе.

— А что, Андрюша? Проветримся, а к вечеру вернемся.

— Вот-вот, — сказал начальник, — проветритесь.

…До полудня оставалось часа два, когда мы вышли с базы. Не скажу, чтобы неожиданный рейс расстроил меня, но… появилось откуда-то предчувствие. Не предчувствие чего-то конкретного, но — предчувствие «вообще» — просто ощущение необычности происходящего.

К полудню мы прошли больше половины расстояния до нужного нам притока. Облака, стягивавшие небо всю последнюю неделю, опустились ниже; пошел мелкий дождик. Я заметил вдруг, что бравый мой капитан как-то сер лицом и согнут.

— Николаич, ты чего? — спросил я.

Кэп натужно улыбнулся.

— Да приплохело малость, Андрюша.

— Что с тобой, кэп? Может вернемся?

— Еще чего. Начальник нам руки-ноги поотрывает. Да не волнуйся ты, у меня бывает так — сердчишко; сейчас пройдет.

Привыкнув видеть в своем капитане образец здоровья и бодрости, я легко поверил ему. И правда, вскоре кэпу полегчало, и до злополучного нашего притока мы добрались нормально.

Затягивать работу не хотелось, и я решил сделать одну станцию там, где приток этот впадал в Кичугу, и еще парочку — повыше. Кэп остался в рубке, я же отправился на ют — возиться со своим оборудованием. Хотя по инструкциям полагалось непременно при взятии проб становиться на якорь, сейчас для этого попросту не хватало людей. Договорились, что кэп будет подрабатывать * двигателями, чтобы удерживать судно на одном месте.

Но очень скоро — едва приступив к работе — я заметил, что нас сносит. Машина продолжала чавкать потихоньку, но течение все же оттаскивало пароход в Кичугу.

— Кэп! — крикнул я. — Сносит же!

Ответа не последовало, и машина, против моего ожидания, не застучала чаще. Помимо прочего, пароход понемногу разворачивало поперек течения; проплыл совсем рядом мыс при слиянии притока и Кичуги — нас выносило в главное русло.

— Кэп! — снова крикнул я и, торопясь и чертыхаясь, принялся выбирать из воды свое барахло; бросив все на палубе, кинулся на мостик.

Кэп лежал в своем кресле, согнувшись и прижав руки к груди, и как-то странно тихо сопел. Я встал к штурвалу, спрашивая о чем-то у старика, развернул пароход носом против течения и перевел рукоять хода с «самого малого» на «малый». Машина застучала бойчее, и пароход замер, наконец, почти на одном месте.

Я повернулся к кэпу и присел возле его кресла.

— Вывел пароход? — прохрипел он.

— Да вывел, вывел, — успокоил его я. — Ты как?

Он опять что-то прохрипел, но я не расслышал; он повторил. «Держусь», — понял я.

До нашей базы было отсюда не близко, да еще и против течения, немалого на Кичуге. Зато до геологов — вряд ли больше часа хода. Не тратя время на осмотр аптечки, висевшей тут же, на мостике (ничего «сердечного» там точно не было — помню, как-то лазил за йодом), я вернулся к штурвалу. Слава Богу, за прошедшие месяцы дед успел обучить меня управлению этим судном-патриархом. Развернув пароход и не жалея соляры, я повел его вниз по Кичуге.

Кэп, по счастью, до геологов дотянул. База их была несравненно больше и благоустроенней нашей, и было здесь даже некое подобие лазарета. К тому времени, как мы с подоспевшими ребятами перетащили кэпа на сушу, тот уже оклемался немного, глаза у него уже не закатывались, как раньше, и хрип стал разборчивее.

Попив с геологами чаю, я долго сидел на берегу возле парохода, пока ко мне не подошел местный врач. Я спросил его о старике.

— Жить будет. И вообще это, кажется, не так страшно, как я подумал.

— И забрать его можно?

— А вот этого не советую. И сами вы оставайтесь у нас, вечер скоро, а до вашей базы — пилить и пилить.

— Да как же… — растерялся я. — Мы сегодня обещали быть; начальник там…

— Ну тогда оставляйте старика у нас и идите до дому, — врач пожал плечами. — Где остальные- то ваши?

— Да… один я.

Он удивился:

— Как один? Что — ни мотористов, никого?

Я кивнул.

— Ну даете, ребята!

— Ладно, — вздохнул я, — к кэпу моему можно?

— А чего ж нельзя? Он там вполне…

…Кэп, кажется, был все-таки не совсем «вполне». Когда я вошел, он лишь чуть повернул голову.

— Андрюша…

— Да, мой капитан.

— Сколько времени?

Я посмотрел на часы и даже крякнул с досады, поняв его мысль.

— Четверть шестого. Прошляпили связь.

Разумеется, никто у нас на базе не сидит у рации круглые сутки. Да и вообще включают ее два раза в день — в девять утра и в пять вечера.

— Андрюша, ты иди один, — ждут ведь.

— Ну-у, — сказал я, понимая, что кэп прав.

— Ничего, дойдешь. Делов-то.

В принципе, просто перевести пароход с одной базы на другую — дело действительно не хитрое.