Ирландию, которую он страстно любил, и Фианну, которую возродил из пепла, — оставлять все это другим, молодым. И все же в этом покойном чувстве уходящего больше было радости: Ирландия процветала и была, возможно, прекрасна, как никогда; Фианна крепко стояла на ногах, слава о ее магах и воинах гремела по всей ойкумене, и ДонАлен — главный замок фениев — был прекрасен и неприступен.

Вождь отвлекся ненадолго от своих мыслей, провожая взглядом одно из бесчисленных стад Фианны, которое мальчишки и молодые воины гнали в сторону замка: солнце уже клонилось к западу.

Еще Вождю было грустно оттого, что почти все, кого он когда-то хорошо знал и любил, уже покинули этот мир, перейдя грань последнего предела. Но они — были, и они оставались в сердце старого Вождя, и потому думать о них было радостью.

Сейчас, на закате своей долгой жизни, он часто вспоминал их всех.

Ойсин сын Фьена, первый из бардов возрожденной Фианны и первый человек, вставший на Тропу Предела рядом с ним. Уже полвека прошло с тех пор, как Ойсин погиб в одной из схваток, защищая своего Вождя.

И другой Ойсин — сын самого Финна, пятнадцать лет назад уведший своих людей в сумасшедшее плавание к Островам Бессмертных и не вернувшийся.

И мать Ойсина — жена Вождя, прекрасная, как море, ласковая, как летний вечер, та, что всюду приносила с собой запах цветущих яблонь. Та, что предпочла жизнь с Финном бессмертию волшебных холмов, — точно так же, как многими десятилетиями раньше другая женщина холмов выбрала Кумала… И тоже уже ушедшая…

Финн подумал о своей матери — прекрасной женщине с зелеными глазами и копной рыжих волос, которую он видел лишь однажды, в детстве, встретив на вершине священного холма свадебный поезд великого бога Луга, — и лишь спустя многие годы понял, что это была именно она: отчасти просто чутьем, а отчасти — по туманным полунамекам жены.

…Он так отчетливо представил себе лицо матери, ее фигуру в ниспадающем широкими складками темно-зеленом платье, что поначалу даже не удивился тому, что видит детали, которые никак не мог помнить с детства. Брошь в виде золотого цветка яблони, полуохваченного снизу серебряным лунным серпом; узкий кинжал у бедра, драгоценные украшения в волосах… И лишь осознав, что видит заходящее солнце сквозь фигуру матери, он понял, что это уже не просто воспоминание, но — видение.

Муйрнэ дочь Морврана, названная сестра Луга Длинной Руки, высоко подняла голову, простерла вперед раскрытые ладони.

Дэйвнэ, мальчик мой, — услышал Вождь. — Пора!

И сразу за тем короткий порыв ветра с моря ударил в лицо Финна, принеся с собой запах соли и бесконечных водных пространств, всколыхнул полупрозрачную фигуру женщины. Видение исчезло; солнце коснулось холмов на западе, и весь пейзаж, открытый взору с того места, где сидел Финн, словно взорвался ослепительно-яркими красками: новорожденным золотом вспыхнули леса, живым багрянцем разлилась вдоль горизонта рваная полоса заката, и небо над ней высветилось синевой такой глубины, что показалось стеной сапфирового огня…

Вождь поднялся; вероятно, движение его получилось слишком резким, потому что из-за спины его перепуганной птицей вылетел сидевший неподалеку юный оруженосец, застыл перед лицом Финна.

Финн улыбнулся.

— Мальчик, беги в замок, к Коналу: срочно — белую стрелу совета по всему Острову!

— А что… — начал было мальчик, но замер под взглядом Вождя, потом с места сорвался вниз по склону, к замку.

Вождь улыбнулся ему вслед, взглянул на закат и неспеша побрел к ДонАлену.

2

Лейнстер, бухта у замка ДонАлен,

канун Самайна года 1549 от падения Трои

Корабль стоял у сложенного из огромных серых валунов мола. Корабль был невелик и немолод — собственный «морской зверь» Владыки.

Холодное серое море било в его наветренный борт, вздымая брызги и клочья пены выше привального бруса.

Светловолосый старый Вождь у изогнутого штевня поднял в приветственном жесте руки, обращаясь к собравшимся на берегу. Их были сотни — нет! тысячи: Короли и Князья на самом молу, маги и воины — у черты прибоя: многие из них стояли, не замечая, что море терзает полы их плащей; на берегу и дальше, к холмам — люди, люди… Казалось, не только ДонАлен, но весь Лейнстер, вся Ирландия, весь мир человеков собрался сегодня здесь, у серого предзимнего моря.

— Радуйтесь! — воскликнул Вождь. — Боги с нами, и Дорога открыта. Удачи всем, кто в пути!

Он шагнул к рулевому веслу, махнул рукой — двое воинов взялись за сходни, но не втянули их на борт, а сбросили на мол.

Один за другим опускались люди на берегу на колени.

— Прощай, Светлый, — тихо сказал совсем юный Верховный Король, поднимая правую руку в королевском приветствии.

На корабле вдруг засмеялись — весело, охотно, как смеются доброй шутке.

Старый Вождь обернулся к Королю, не выпуская весла.

— Отчего не смеешься ты, сказавший слово смеха? — он улыбался. — Не прощаются, вставшие на Тропу Предела, ибо путь этот — Бессмертие!

ЭПИЛОГ

Остров Британия, Дикий Лес,

окрестности замка Галава

начало осени года 499 от Р.Х.

Мальчик легко взбежал по заросшему вереском склону, остановился на минуту у огромного нависающего над склоном камня, оглянулся. Дикий Лес лежал внизу, словно зеленое море с