из группы поддержки. Задрал нос кверху, втянув ноздрями влажную ланкийскую ночь. И впервые за долгое время почувствовал себя живым. Очень живым. Пока мой взгляд не упал на окна второго этажа. Джесс стояла там, припав к окну, со странно, почти диагонально вывернутой рукой, будто прибитой гвоздем к массивной спинке кровати. В этой неестественной позе она казалась сломанной куклой. И я снова уловил, как затягивает меня тот темный водоворот, в который мы давно и неумолимо неслись.

Эл. Привязное содержание

Есть в фермерстве два типа содержания коров: привязное и беспривязное. Привязное для людей сподручнее, а беспривязное гуманнее для животных. Те, что привязаны, стоят в ряд, а к шеям у них прикреплены цепи, и животные должны занимать строго отведенное место с одними и теми же соседками по бокам. Обречены всю жизнь видеть две эти рогатые морды справа и слева. Легла, встала, поела, дала молока — и снова по кругу. Люди часто прибегают именно к такому типу содержания, потому что выбирают для себя то, что жизнь облегчает, а не усложняет. Не надо коров по номерам искать. Проверять и думать, кому дали еды, кому нет. Кого полечили. Кого подоили. Когда корова в одном и том же месте — проще.

С беспривязными волокиты больше. Коровы то в зале, то во дворе. Поилки у них, чесалки, иерархия. Старшие молодняк строят. Какая-то жизнь кипит. А там, где жизнь, надо больше доверия процессу. А хозяева контроль любят. О доверии знают мало. Им проще всех в шеренгу выстроить. И то понятно. Только никому от этого не лучше, на самом деле. Раз мы выкупили с отцом у одной закрывающейся фермы десяток «привязных» коровок. А мы с отцом давно заметили, что плюсов от такой тюремной системы гораздо меньше, чем от беспривязного содержания. Наши коровки от счастливой жизни молока и больше давали, и охотнее. И вот эти новенькие испытали колоссальный стресс и даже столкнулись с армейской дедовщиной. Среди них даже крупные особи были до того забитыми, что так и жались друг к другу. Это мы не сразу даже заметили. А потом поняли, что одна рыжая всегда справа от черно-белой, а слева от нее такая смешная, с большим пятном на брюхе, в форме Африки. Мы думали, разойдутся, попривыкнут. Но какое там. Похудели все, засухостоили. Две из десяти коров умерли. Видно, от тоски. Да, с коровами такое бывает. Они вообще существа тонкой душевной организации. И не помню точно сколько, но несколько месяцев кряду мы вокруг оставшихся с бубнами плясали, пока они не начали отходить от строевого порядка. Вот что свобода с живыми существами делает. И что — ограниченность. Если б наших коровок, которых мы с отцом вырастили, кто-то лишил бы привычной свободы, они бы тоже издохли. А те, кто к запретам и ограничениям привык, тем от свободы тяжко. И к ней так же, как к неволе, надо привыкать. Получается, и на это нужно время.

Мы пристегнули Джесс наручниками к дугообразной спинке кровати. Она скользила браслетом по трубе изголовья и могла подходить к окну и даже самостоятельно посещать туалет. Одно кольцо наручников крепилось за спинку, второе было защелкнуто на ее запястье. Браслет плюс цепочка добавляли пространства для маневра. Дверь в душевую с туалетом, которая находилась в спальне, была расположена у изголовья кровати. Поэтому Джесс умудрялась, завернув за угол, самостоятельно пользоваться туалетом. Правда, без участия левой руки. Конечно, удобства в этом было мало, но лучше так, чем ничего. Джесс безумно злилась, но говорить с ней было сложно. Она не понимала, что нужно быть одной командой. Держаться вместе. Ведь по большому счету эти меры приняты ради нее. Продолжи она в том же духе, так одним Санджаем не обойдется. Мы, конечно, не озвучивали своих догадок. Но было ясно — парень погиб по нашей вине. Я не думаю, что она пошла на убийство осознанно, но разве это оправдывает?

Я пошел к ней в комнату с бранчем. Сначала занес закуски к себе. Налил из френч-пресса душистого чая. Потом уложил приготовленные для нее сэндвичи на один поднос, поставил рядом напиток и пошел. Джесс целый день ничего не ела. Когда я зашел в комнату, она стояла у окна. Рука ее, пристегнутая браслетом, была неестественно вывернута и отведена назад, к изголовью кровати. Она была так увлечена происходящим на улице, что не заметила меня.

— Джесс, что там? — спросил я.

— А! — Она обернулась, глаза ее были наполнены слезами. Крупными, как грозди ягод на ветке. Она моргнула, и они, застрявшие на ресницах, покатились по щекам.

— Что там? — повторил я.

— Ничего, — ответила она. — Знаешь, все ведь заканчивается, Эл.

Я кивнул:

— Я это понял, когда отец внезапно скончался. Был — и нет.

— Я хочу есть, — объявила она.

Я разложил перед ней угощения. Она села на кровать и принялась с аппетитом жевать сэндвич.

— Когда вы меня отстегнете? — спросила она между делом.

— Ты же сразу уйдешь?

— Да. — Она не пыталась спорить. — А если я уйду, и вы больше никогда обо мне не услышите?

— Так не получится. Ты же знаешь, Джесс. Ты не можешь одна. И потом, есть Труди. Не забывай! А еще Лаура.

— Мы не сиамские близнецы! — вспылила она и откинула сэндвич на край кровати.

Я не ответил. В комнату зашел Гиг, отхлебывая из бутылки виски.

— А я со-с-скучился, — протянул он — Можно к вам на огонек?

Он прошел быстрыми шагами по диагонали комнаты. Плюхнулся на кровать. Вытащил из-под головы сэндвич Джесс, понюхал его и отправил себе в рот.

— На, Эл. — Гиг протянул мне бутылку. Я не решался брать. — На-на! — зашумел он. — Давай, давай, парень! Нужно как-то снимать этот гребаный стресс.

Я согласился. Взял бутыль и сделал глоток. Приятное тепло прошло по гортани. Стало чуть спокойнее.

— Иди, иди сюда, дружище! — Гиг потянул меня за рукав и уложил рядом с собой. — Джесс, и почему это мы не приглашали Эла в нашу кровать раньше? А? Тебе же нравятся здоровяки?

— А тебе темнокожие.

— Принято. — Гиг икнул. — Как и тебе! — Он снова отпил из горла и поморщился. — Ты — проклятье, Джесс! Я знал, что безнадежен и никчемен, еще до нашей встречи. Тогда, когда глядел на Коула и Лауру. Я чертовски завидовал его сознательности, порядочности, какой-то глупой искренности. Но и любил его за это. Любил, завидовал, но был собой. Я знал, кто я. Знал, что эгоист и неудачник. Но мне все было понятно. А потом появилась ты.