И еще раз пожав нам всем руки, он ушел. А я так и остался стоять, как вкопанный.

Теперь уже никаких сомнений не могло быть. Этот спокойный голос с хрипотцой я хорошо знал и каждый день на протяжении многих лет. Он и ругал, и хвалил меня, и давал много раз дельные советы. Правда, сейчас он стал немного ниже, и слышу я его реже — пару раз в неделю. И у меня точно такие же карие глаза, только немного с другим разрезом. И волосы у меня светлее и чуть-чуть вьются. Эти худые, но очень сильные руки много раз подбрасывали меня в воздух, когда я был маленьким. А на этих плечах, которые теперь уже слегка раздались, я много раз катался в детстве. Только он меня знать не мог — в его мире я не то что не родился, а даже не еще не был запланирован. Михаил еще года четыре будет учиться в институте, потом пойдет на работу. Потом они с мамой поженятся. И только спустя почти десять лет появлюсь на свете я, Алексей Михайлович.

Только что я пожал руку своему молодому отцу, недавно отслужившему в армии. А пять минут назад он спас меня от серьезных неприятностей. И еще я был совершенно точно уверен, что девушка со светлыми кудрявыми волосами, которую он сегодня целовал у метро, была моя мать, дождавшаяся его из армии.

* * *

Всю дорогу домой — и в метро, и пока шел от «Домодедовской» до дома — я шел, изо всех сил стараясь прикрыть перемазанную кровью голову. Зачесал рукой набок волосы, поднял воротник куртки. Вроде незаметно. По меньшей мере, никто не оборачивался. Только у самого порога кто-то из ребят, взглянув на меня, понимающе усмехнулся. Видимо, тоже доводилось возвращаться с синяками.

Вернувшись в общежитие, я первым делом подошел к умывальнику в комнате и внимательно рассмотрел в зеркало свое покореженное кастетом ухо. Кровь уже не шла. Я умылся и осмотрел рану еще раз: вроде ничего серьезного, даже зашивать не нужно. До свадьбы заживет. Валька тем временем уже вернулся из гостей и, загадочно улыбаясь, лежал на кровати под одеялом, слушая какую-то музыку в наушниках. По его очень довольной физиономии я понял, что просмотр немецкого кино семидесятых годов «Греческая смоковница» прошел более чем успешно. Ленька ушел к себе в комнату, по уже сложившейся традиции стрельнув у нас банку с «индюшкой». Я на всякий случай замотал голову бинтом, найденным в закромах шкафа: мало ли, ночью пойдет кровь. Кастелянше, конечно же, совершенно наплевать, кто и чем разбил мне голову, но за испачканную кровью наволочку мне может попасть от нее по первое число.

Глава 13

Время и пространство

— Ремизов, что Вы читаете? — прошелестел над ухом тихий, но очень строгий голос, который заставил меня вздрогнуть.

Я резко встал, едва не ударившись ногой о парту. В университете шла лекция по высшей математике, которую читал тот самый странноватый Игорь Михайлович. Я держал под столом книгу Матвея, в которой рассказывалось о создании временного симулятора, и еще раз внимательно перечитывал подчеркнутые им места. Не знаю, почему, но я был уверен, что пометки сделал именно он.

— Что Вы держите за спиной? — ледяным тоном спросил Игорь Михайлович.

Застигнутый врасплох, я молчал. Последний раз так со мной разговаривал отец, когда застукал с сигаретами.

— Я в последний раз спрашиваю: что у Вас там? Не заставляйте меня отнимать у Вас книгу силой.

Валька по давней привычке опять весьма доходчиво пихнул меня в бок: мол, отдай, а то хуже будет. Так он делал всякий раз, когда я впадал в ступор. Пауза неловко затянулась. В конце концов я вздохнул и покорно отдал книгу Игорю Михайловичу, как когда-то в школе — найденную пачку «Винстона» папе. Неужели заберет насовсем? Кстати, в детстве я тоже переживал не из-за возможных подзатыльников, а из-за того, что папа заберет всю пачку. Отец и правда ее забрал, но выкинул тут же. «Чтобы ты не считал, что я тебя обворовал», — сказал он тогда.

— Понятно, — вздохнул Игорь Михайлович, пролистав книгу. — До сессии еще далеко, а лекцию про ряды Фурье слушать скучно. Решили расслабиться и почитать фантастику, молодой человек? Рановато, я Вам скажу.

Игорь Михайлович отнес мою книгу себе на стол и, как ни в чем не бывало, продолжал дальше читать монотонную лекцию. Я плюхнулся обратно на место.

— Ну все, брат, — сказал шепотом Валька. — Попрощайся со своей книгой.

— Она не мо… — я опять чуть не сболтнул лишнее. Ну конечно, книга не моя, а Матвея Ремизова. Но пока я существую в его теле, она — моя.

— Да что ты врешь? Я уже полгода ее каждый день у тебя на полке вижу, — начал было Валька громким шепотом, но, увидев строгий взгляд профессора, осекся и замолчал, уткнувшись в свою тетрадку.

— Колесников, Грибальский, Потапов — я жду ваши лабораторные, — взглянув на часы, вдруг сказал Игорь Михайлович. — На сегодня все. А Ремизов к следующей лекции подготовит нам подробный пересказ книги, которую он сегодня читал.

Я снова покраснел и уже приготовился выслушивать обличения, но мой публичный позор прервал раздавшийся вдруг звонок. Студенты похватали со стола конспекты, сумки и побежали к выходу. Заканчивалась вторая пара, а после нее как раз уже начинали давать обед в столовой. Многие торопились — после обеда еще нужно было успеть покурить во дворике и пообщаться с друзьями из других групп. Я вышел из аудитории вслед за Валькой. Он расстроенно говорил про то, что вместо свидания вечером ему придется делать лабораторку.

— Книгу забыл! Вот я растяпа! — я вдруг вспомнил, что книга с полки Матвея так и осталась лежать на столе у профессора. — Ты иди, в столовой очередь займи, а то все коржики разберут. А я сейчас!

Я выгреб из кармана горсть мелочи и сунул Вальке.

— Вот, держи сорок копеек, возьми и на меня сразу обед тоже. А я сейчас.

— Думаешь, отдаст? Ну лады, — кивнул Валька. — Попроси хорошенько, может, и разжалобишь. Скажи, что библиотечная. Только ты недолго.

Я вернулся к аудитории и, постучав, зашел