Это привычно, понятно и… с недавних времен, всегда боязно.

Потом снова возвращаюсь к мысли о разводе.

Мне надо как-то научиться жить самостоятельно. Сглатываю скопившийся ком в горле. Было бы здорово отвозить детей в школу и в секции само́й, перестать зависеть от водителя отца и своего постоянного страха.

Была не была. Резко отправляюсь к машине.

Закинув сумочку назад, усаживаюсь в водительское кресло и вспоминаю, что здесь к чему вообще. С газовым котлом разобралась, а с Тойотой не справлюсь?!

Повторив про себя основные моменты, пристегиваюсь. Завожу двигатель, который работает практически бесшумно, и включаю свет. Слава богу, Богдану хватило мудрости не мучать меня механической коробкой передач, хотя для личного пользования Соболев всегда покупает машины именно с ней, утверждая, что автомобиль на «автомате»— полная хрень.

Улыбаюсь, вспоминая его возмущения и, перекрестившись, выезжаю из гаража.

Уф. Кажется, получается.

Дорога до кофейни проходит почти спокойно. Я не глохну (на автомате — то))) — прим. авт.), стараюсь не совершать резких маневров и практически весь путь тащусь в правом ряду, не увеличивая скорости.

Пару раз мне враждебно сигналят сзади и, объезжая, даже крутят у виска, но я не обращаю на это внимания. Нервничаю, конечно, так что ладошки потеют.

Доехав до места, радуюсь почти пустой перпендикулярной парковке. Останавливаюсь и забираю ключи.

Вау.

Безжалостно гашу нелепый порыв позвонить Богдану и похвастаться. Снова напоминаю себе, что мы разводимся, подобные проявления абсолютно излишни в нашей ситуации.

Развод — это постоянная работа над собой, а фантомные рефлексы, вроде таких мгновенных желаний и звонков — её неотъемлемая часть.

Заказав ванильный капучино и усевшись рядом с окном, любуюсь своим автомобилем, пока не замечаю, как неподалёку от него паркуется красный Жук, из которого вываливается Никифорова.

Сегодня она снова в черном. Её яркие волосы под цвет автомобиля раздувает осенний ветер, а нелепая сумка сменилась на безразмерный серый рюкзак.

— Яна, добрый день, — произносит Каролина, падая на диванчик напротив.

— Здравствуйте.

— Я очень рада, что вы наконец-то рискнули поговорить о произошедшем.

— А… да, — киваю. — Я решилась. Но у меня будет условие. Вернее, это просьба.

— Вы меня заинтриговали, — заявляет Никифорова, посмеиваясь. Пристально рассматривает моё воинственное выражение лица.

— Мне нужна работа, — выпаливаю и ослепительно улыбаюсь.

Глава 24. Яна

— Работа? — подозрительно смотрит на меня Каролина.

Выглядит немного озадаченной.

— Она самая, — киваю уверенно, но улыбка с лица стирается. Слишком волнуюсь и переживаю, что она откажет.

— Вам… развлечений хочется?

— Отчего же?

Никифорова кидает короткий взгляд на мою сумку и недоверчиво возвращает его ко мне. Теперь с ноткой осуждения.

— Одна ваша сумка стоит столько, что вы и за год у меня не заработаете.

Блин.

Вещь действительно дорогая.

Выпросила у Богдана на прошлый Новый год. После того как Оля обсмеяла мой любимый рюкзак. Глупый порыв, но Соболев и слова не сказал.

— Дело не в зарплате, уверяю вас, — опускаю голову, пытаясь объяснить. — Я просто… развожусь. Мне нужно чем-то себя занять. А ещё хочу быть полезной. Понимаете?!

Тишина немного нервирует. Конечно, я догадывалась, Никифорова не будет хлопать в ладоши от радости, но я ведь не настолько безнадёжна, чтобы она так долго раздумывала.

— Яна, как вы представляете работу кризисного центра? — Каролина складывает руки в замок.

— Полагаю, к вам обращаются женщины, когда им некуда больше пойти.

— Не только. У нас несколько направлений. Действительно, в центре оборудованы всем необходимым восемь комнат для наших девчонок. Кого — то из них выгнал муж. Бывает такое, что сами сбега́ют даже без обуви.

— Ужас, — округляю глаза и вспоминаю, как удирала по проселочной дороге босиком.

Но одно дело лететь сломя голову от незнакомого насильника, а другое — от близкого человека, с которым когда-то был счастлив. В голове не укладывается.

Молча наблюдаю, как официант размещает перед Каролиной чашку с кофе и забирает мою — уже пустую.

— Хочу, чтобы вы сразу понимали, — продолжает девушка. — Мы часто имеем дело с телесными повреждениями и домашним насилием, помогаем грамотно составить заявление в полицию и предоставляем свою защиту. Кроме того, я довольно много внимания уделяю профилактике.

— Это как?

— Мы проводим различные семинары. Живые или онлайн. В штате центра есть семейный психолог. Темы разные, но в основном, конечно, связаны с тем, как распознать абьюзивные отношения и предотвратить самое страшное.

— Очень интересно, — отзываюсь тут же.

— Вы сказали, что разводитесь, Яна. Надеюсь, у вас не было аналогичного опыта?

— Конечно, нет. Мы… у нас с мужем другая ситуация, — закусываю губу, вспомнив о Соболеве.

Богдан, конечно, злится и раздражается, но чаще из-за того, что долго терпел и молчал. Это те качества, которых мне недостает.

— У меня есть ставка куратора. Это своего рода администратор и менеджер в одном лице.

— Годится, — вскрикиваю, вызывая улыбку Каролины.

— Подождите пока, — снисходительно закатывает глаза. — Подумайте хорошенько. Я не могу обещать вам нормированный график или заработную плату больше прожиточного минимума.

— Я уже всё решила. И очень постараюсь вас не подвести.

Выбирать мне особо не из чего. Я хотела быть полезной и найти работу. А здесь просто счастливое комбо!

— Поняла, что вас не остановить, — Каролина расслабляется и усмехается. — Тогда давайте договоримся перейти на менее официальный стиль. Со мной можно на «ты».

— Спасибо, — смеюсь. — Со мной тоже.

Мы ещё немного обсуждаем предстоящую работу в центре и уже более детально — интервью с подробностями нападения. Всё это время общаемся с некоторой опаской. Как люди, которые пока недостаточно друг друга знают.

— Всегда думала, что все феминистки — это скандирующие о бодипозитиве городские сумасшедшие, — замечаю, когда мы выходим из кофейни.

Каролина громко хохочет.

— Яна, почему ты так решила?

— Не знаю, — пожимаю плечами.

— Феминизм — это, в первую очередь, свобода от предрассудков. И борьба с патриархатом, при которой мы защищаем интересы мужчин в том числе.

— А мужчины-то причём? Их как раз всё устраивает.

— Не скажи. Патриархат ведёт к полному запрету на проявление чувств у половины, принятой считаться сильной, — отвечает Каролина, открывая пассажирскую дверь автомобиля, чтобы закинуть свой рюкзак. — Ведь и мальчиков воспитывают в такой картине мира. Доказывают, что нельзя позволять себе слезы, слабость, эмоции.

— Мне кажется, так давно никто не считает, — замечаю, подумав. — Даже мой муж, имея достаточно сдержанный характер и традиционное воспитание, не стыдит нашего сына за слезы.

— Ох, Яна. Люди очень разные и в большинстве своём ведут себя так, как я сказала. Ты сама в этом убедишься, если тебе понравится работать у нас.

Попрощавшись с