Шрифт:
Закладка:
— Точно, — соглашается Макс и осматривается. — Чего не женишься? Хата есть…
Кажется, Горланов слегка обмякает, решив, что допрос перерос в житейский разговор:
— Да я это… Жил с одной бабешкой. Только мы это… Характерами не сошлись.
— Пить не давала?
Он кивает — мол, ты меня понимаешь!
— Гундела много. Работу найди получше. Ребенка давай заведем. Зарегистрируемся… Оно мне надо? Дал в зубы, чтоб заткнулась, а она обиделась.
Меня словно окатывает жаром: участь его решена. Вижу, как стекленеют глаза Макса. Но Горланов знает его не так хорошо, как я, он еще не понимает, что сейчас произойдет…
— Это у тебя там брага, что ли? — спрашивает Макс с невинным интересом.
Горланов оглядывается, смотрит в угол, где стоит большая бутыль, прикрытая блеклым покрывалом.
— Ну. Хочешь?
— Разве что глоточек, я за рулем. Но помянуть Андрея надо, как считаешь?
В робкой улыбке надежда на спасение. Он начинает суетиться, бросается на кухню, притаскивает два битых бокала, склоняется над флягой. И в этот момент Макс точным и быстрым движением выщелкивает лезвие ножа, который оказывается у него в руке.
На миг я слепну от ужаса, а голос Макса доносится точно из-за стены:
— Ты правда думал, что можно убить ребенка и просто поныть, как тебе жаль? Нет, приятель, за все в жизни приходится платить.
— Нет, — кричу я. — Ты не простишь себе этого!
И просыпаюсь.
* * *
Найти этого ублюдка оказалось довольно трудно. Я прошарил все соцсети в поисках Масленниковой Маргариты Боевны и Прохоренко Валерия Аркадьевича, но не нашел никого из них. У меня возникли недобрые подозрения, что они тоже переселились в мир иной, а там мне их точно не достать.
Пришлось опять идти на поклон к Тамаре. Наглость, да? Потенциальный убийца просит помощи у следователя… Но я рассчитывал на то, что Следственный комитет не станет мараться о труп такого говна.
Ну да, ну да, не по-христиански рассуждаю, гореть мне в аду… Существует ли он? И как же его всепрощение, до которого каждый из нас тоже должен возвыситься? Только вот не получается…
Идею бога я не отвергаю, хотя мой слабый разум не может объяснить его возникновение. Кто создал самого бога? Что было до него? Стараюсь не особо задумываться — страшно. В такие минуты я кажусь себе тем дурацким слоном Хортоном, которому приоткрывается глобальное знание.
Я не готов осознать его. Моя жизнь всегда была довольна проста и приятна. Если не считать смерть мамы и брата, конечно… О черт! А ведь, если так взглянуть, ничего особо-то хорошего и не было. Одинокий мальчишка, приживалка в новой семье отца, ни о чем не мечтавший, ничего не добившийся. Никого не любивший.
Последнее всегда казалось мне синонимом свободы: я так крут! Я использую женщин, потом выкидываю (они же того стоят!) и захлопываю перед ними дверь в мою жизнь. Я красивое, сытое и жестокое животное, скользящее лучшими тропами этого мира.
С чего вдруг это перестало казаться мне таким уж прекрасным?
Тамаре я наврал, будто разыскиваю друзей детства. Типа, тогда мне нравилось возиться с малышами, поэтому мы не ровесники… Она даже расчувствовалась, как будто и не ожидала обнаружить, что у меня тоже есть сердце. Погладила мои волосы:
— Похоже, ты был добрым мальчиком.
Такая наивная… Как она распутывает убийства? Ну какой подросток станет возиться с малышней?! Разве что конченый лузер, но таким я, с моей физиономией и карманными деньгами, никогда не был…
Тамара повелась и разыскала обоих. Правда, выяснилось, что Валерий Аркадьевич Прохоренко мотает срок за грабеж, а визит на зону не казался мне увлекательным приключением. От тюрьмы да сумы не зарекайся, но и держись подальше…
Оставалась одна Маргарита Боевна Масленникова, даже не сменившая фамилию, видно, страшненькая до отвращения. Тем приятней ей будет посидеть в кафешке с таким парнем, как я… Ну а что? К чему ложная скромность?
Я даже не удивился: Маргарита жила в дряхлом бараке в Новой Москве. Раньше я лишь слышал об этом районе и был убежден, что не окажусь там никогда. Но, как говорится, не зарекайся!
Когда я подъехал к этому сараю, к окнам прилипли все его жители. Мне даже стало весело: сейчас я совершу чудо, и убогие человечки увидят в своей соседке Ритке настоящую Маргариту! Это в духе моей призрачной знакомой Жени, ей такое пришлось бы по душе. Что-то в последнее время я стал слишком часто задумываться над тем, понравился бы Жене тот или иной мой поступок… К чему это? Бессмысленно.
Позволив жильцам барака разглядеть себя как следует, я постоял у машины, неспешно осмотрел двор. Старые тополя, готовые рухнуть в любой момент. Покосившийся деревянный столик с двумя лавками, под ним сплющенные жестяные банки и одна стеклянная бутылка, не из-под молока, конечно же… Столбы, между которыми натянуты бельевые веревки. На одной болтаются бабкины панталоны и пара замызганных полотенец. Углярка. Углярка, Карл! Как я вообще угадал, что это за ящик? В каком-то старом фильме видел?
Зрелище переполнило меня до отрыжки. Так еще живут?! Это же Москва, блин! А что там за МКАДом? Я уж не говорю: за Уралом…
Заскочив в подъезд, я постарался не дышать — воздух был спертым, сырым. На второй этаж просто взлетел по деревянной лестнице, и наверху атмосфера оказалась получше. Я специально приехал в воскресенье утром, надеясь, что Риту проще застать в такое время, и не ошибся: она открыла дверь. Не уродина, не толстуха. Просто… никакая. Как вылинявший халат, который был на ней. Волосы тусклые, глазки серые, губы тонкие…
От нее так и разило одиночеством, но дело, наверное, не только в сиротском прошлом. Или все же в нем? Многие ли бывшие детдомовцы создают семьи? Я ничего об этом не знал, а надо было хоть погуглить, подготовиться к разговору. Но, как обычно, я рассчитывал только на свое нечеловеческое обаяние…
— Привет, — я улыбнулся ей, хотя Рита смотрела на меня исподлобья. — Вы — Маргарита Масленникова?
— Я, — отозвалась она настороженно.
Битые всегда ждут нового удара исподтишка.
— Меня зовут Егор Волошин, я — журналист. Пишу историю вашего детдома. Вот встречаюсь со всеми ребятами. Хотел и вас расспросить. Можно?
Хоть я и сделал «щенячьи глазки», на ее бледной физиономии отразилось смятение. Только я не понял: меня она боялась или прошлого, о котором пыталась забыть.
На всякий случай я ее успокоил:
— Я не собираюсь врываться к вам в квартиру! Здесь есть поблизости кафе? Могу подождать вас там.
