И тут же получил такую оплеуху, что слетел со стула.

– Ваньку валять будешь? – нагнулся над ним Васильев. – Тогда мое тебе слово – до суда не доживешь. Бить будем каждый день. Аккуратно, но больно. А не прояснится память, тогда сдохнешь. И ни один прокурор нам слова не скажет. Кровопийц наша власть не жалует.

– Какие крестьяне?! – заскулил Поп. – Я правда ничего не знаю…

«Ходок» не слишком уверенно, но все же из трех человек опознал Попа. Когда свидетель вышел, вор возмущенно верещал:

– Кто эта деревня, скажите! Я его первый раз вижу! И дал бы тысячу рублей, чтобы не видеть больше никогда! Нет, ну кто он такой?!

Кололи Попа трое суток. Апухтин допрашивал его сам и быстро понял, что взывать тут к совести и раскаянью бесполезно. Вор был перепуган до смерти. И расколоться он боялся куда больше, чем оперативников. И вел себя как-то нетипично. Апухтин глядел на него и не мог прийти ни к какому выводу.

– Пришибить бы гада. Как и обещал! – с досадой воскликнул Васильев, когда после очередного допроса подозреваемого вывели. Налил из стеклянного графина воды и несколькими глотками жадно выпил.

– Ты не гони так, Василий Васильевич, – притормозил его Апухтин. – Разобраться сначала надо.

– Как разберешься, если он молчит?

– И все равно не перегибай. Если что случится, потом ситуацию назад не повернешь.

Дав перевести дух задержанному, Апухтин и Васильев с новыми силами навалились на него. Поп был на последнем издыхании. Когда конвойные завели его в кабинет начальника розыска, он обессиленно рухнул на табурет и посмотрел жалобно и обреченно на безжалостных мучителей.

На этот раз оплеух не было. Апухтин строго и очень официально произнес:

– Гражданин Пономаренко. Вы подозреваетесь в серии умышленных убийств. У нас есть материалы опознания. А также нелицеприятные факты вашей бурной криминальной биографии. Для суда, думаю, этого будет вполне достаточно.

– К стенке тебя поставят влет, бродяга, – хмыкнул Васильев.

– Единственная возможность хоть как-то смягчить участь – признаться во всем, – продолжил Апухтин.

Вор понурился, уставился в пол. Но было заметно, что в его голове идет настоящая война между противоречивыми желаниями: или избавиться от боли и ужаса да и заложить всех, или стоять до конца, надеясь на чудо.

Апухтин сделал знак рукой, чтобы Васильев помолчал и на время перестал давить.

Поп, поизучав пол минут пять, неожиданно с досадой и отчаянной решимостью махнул рукой:

– Ну, легавые, ваша взяла! Черт с вами! Виноват!

– Ну, вот и правильно, – почти ласково улыбнулся Апухтин. – Итак, когда вы совершили первое убийство?

– Да никого я не убивал! Что я, нечисть болотная! Я с понятиями! В тот день мы склад в Зверево обносили!

– Что? – подался вперед Васильев.

– Склад, говорю, обнесли. Пять мешков с мануфактурой взяли. На извозчика погрузили. И ищи ветра в поле.

– И что, мы вам поверить должны? – поинтересовался Апухтин. – На слово?

Подумав, Поп махнул рукой:

– А, семь бед – один ответ. Там Чугун с Погромом были. Они подтвердят.

Выдал Поп не только соучастников, но и «малину» под Ростовом, где сейчас ошиваются его соучастники. И место, где ворованное может храниться.

Задержали всех в тот же вечер. Васильев гаркнул на плотного, угрюмого и недовольного окружающими и собой Чугуна:

– Кто наводку на склады в Зверево притаранил? Поп? А сам в кусты? А ты с Погромом и полез к черту в пасть?!

– Что?! – возмутился Чугун. – Да он сам мешки барахлом набивал! И ему все мало было!

– То есть Поп с вами был? – уточнил Апухтин.

– Ну был! Он и вложил нас всех, дятел! Ну, я ему не забуду! Кровью харкать будет!

Воры указали, где хранили имущество с кражи. В частном домике на окраине Ростова действительно лежали мешки с мануфактурой. Сбыть преступники почти ничего не успели. И показания их бились до деталей.

– Ну, это надо так в лужу сесть, – покачал головой Васильев, когда остался в кабинете вдвоем с Апухтиным подбивать итоги мероприятий. – И все показания того крестьянина, вся работа коту под хвост.

– Чего это? – спросил Апухтин. – Да все нормально, Василий Васильевич. Одна версия отпала. Но у нас зато теперь есть описание душегубов.

– Да уж, «ходок» мощно описал. И опознал. Какое ему доверие?

– Ну, ошибся. Бывает. Но в целом описание нормальное. С ним можно работать. И мы теперь знаем примерно, кого искать.

– Знать бы еще – где искать.

– Чтобы твои ребята да не нашли, – хмыкнул Апухтин. – Теперь никуда «бесам» от нас деться…

Глава 23

1928–1929 годы

Страна переходила на новые рельсы. Это ощущалось везде. Над головой теперь летали аэропланы, еще недавно казавшиеся большинству населения России или чудом, или смертным грехом – потому как по небу летать только ангелам положено. Почта работала как часы. Беспризорников почти не осталось. Вольностей становилось меньше, а контроля больше, что сулило дальнейшие трудности в разбойном ремесле. И Бекетов не раз длинными темными вечерами раздумывал о своем будущем.

С одной стороны, понятно, что слишком затянулся его бандитский промысел. Времена настают иные. С другой стороны, он не представлял, чем сможет заняться в этой жизни. И вообще, что это за жизнь без «микстуры», без «забоя», без криков «барашков»? Без ощущения себя каким-то высшим существом, которое может подарить, а может и отнять жизнь другого человека. Знал он себя хорошо. Понимал, что без «работы» его просто разорвет изнутри его копящаяся злоба. Взорвется он, как фугас, похоронив окружающих его людей.

Между тем, как только шайка расширилась, с каждым месяцем в ней все сильнее сжималось внутреннее напряжение. Взрастали мелкие обиды, претензии и, главное, амбиции, которые если переполнятся сверх меры, то грозят большой бедой. Вина основная в этом была, конечно, Кугеля. Тот с каждым днем становился все более чумным. И сумасшедшинка, всегда тлевшая в нем, теперь разгоралась в пламя. Прапорщик делался каким-то неуправляемым и все больше погружался в свой темный мир пустых умствований. А еще – он все больше был недоволен атаманом. И считал, что Бекетов не по чину командует, тогда как на деле он никто.

А еще на Кугеля все сложнее было положиться. Он все чаще исчезал куда-то. Однажды его не было три месяца, так что его уже и не рассчитывали увидеть. Бекетов с некоторым облегчением было подумал, что прапорщик сгинул на просторах страны. Гораздо хуже, если он попался в лапы чекистов и вот-вот сдаст всех. От этого предположения становилось дурно и казалось, что земля под ногами начинает ходить ходуном.

Но Кугель неизменно возвращался. Будто связан он был крепкой веревкой и