Вот один раз пришла в школу и опоздала на урок. Потом прозвенел звонок, смотрю: девчонки собрались кучей и смеются-заливаются. Я подошла посмотреть, что они делают. Они взяли, сложили ладошки вместе и вставили их между пальцами друг друга, и сначала одна откроет, — посмотрит, а потом — другая, и мне показывают и ржут, а я ничего понять не могу, чего тут смешного, а они мне и говорят: «На что похоже?», ну тогда до меня и дошло, на что это похоже (девочкина пися), потом к этим двум девочкам подошла третья и засунула один палец между их пальцами, и получилась пися мальчика{90} (Там же: 133).

На переменах <...> с девчонками <...> мы любили играть в «Дамский зонтик». Бегали друг за другом и задирали юбки, произнося: «Дамский зонтик!» — и убегали, смеясь. Очень нас подзадоривало, если в классе находились мальчики (Там же).

На уроках физкультуры мы наблюдали за мальчиками, как они прыгают через «козла». У кого были облегающие спортивные трико, то присматривались, не выделяется ли что-либо, и смеялись (Там же: 178).

Мальчишки прищемляли какой-нибудь девочке на юбку прищепку, а к прищепке привязьтали веревочку, нитку и перекидывали эту нитку на плечо девчонки, а затем спрашивали: «Что это у тебя на плече?» — и дергали в это время за веревку, и, естественно, юбка поднималась, кругом хохотали... (Там же: 180).

В 7—8-м классе все девочки уже надевали бюстгальтеры. Мальчишки это знали и старались ударить (не сильно) или просто провести рукой по спине, чтобы почувствовать застежку. Больше всего приставали к девочкам, которые очень бурно реагировали на действие мальчишек: визжали, смеялись. А к тем, кто относился к этому спокойно, никто не подходил{91} (Там же: 183).

В классе была девочка Лена И., симпатичная, веселая хохотушка, настроение у которой менялось от смеха до плача. Мы ее звали Ваня-встаня. Тисканья в классе все были направлены на нее. Ее прижимали, обнимали, поднимали на руки. Видимо, ее смена реакции на всё только подогревала интерес ребят (Там же: 186).

Подвергались <...> ощупыванию девочки, которые себя вольно вели, похохатывали с парнями, посиживали с ними после уроков. Девчонки эти обижались, но ненадолго (Там же).

<...> после всего происшедшего («тисканья» девочек мальчиками. — В. З.) девчонки собирались, хихикали, бурно обсуждали, кто и что ощущал, у кого что задели и как (Там же: 187).

Были у нас в классе две сестры Ш—ковы — тупые, но очень развитые в половом смысле девочки (старшая сестра вообще второгодница). Как-то мы стали замечать, что они с перемен на уроки возвращаются какими-то растрепанными и возбужденными, а мальчишки на них как-то смотрят по-иному, чем обычно, переглядываются и хихикают. Мы быстро вычислили, что их зажимают в раздевалке или в торце между музеем и библиотекой (Там же).

У взрослых людей ухаживание мужчины за женщиной тоже часто носит игровой характер. Однако форма поведения при этом неустойчива. Она дрейфует от игры в секс до явно сексуальных намерений. (Игра в агрессию и настоящая агрессия тоже нередко трудноразличимы.) Даже когда мужчину одолевает половое желание, он всячески старается показать женщине, что его действия по отношению к ней — лишь игра. То, что он берет ее за грудь, за колено и выше, потом постепенно раздевает, — всё это делается якобы в шутку, чтобы было весело{92}. Если женщина на каком-то этапе противится, то частая отговорка в подобном случае: «Уж и пошутить нельзя!» Даже держание обнаженного пениса рядом с вульвой тоже преподносится как шутка. Ср.: «А какие это шутки: с босым хуем около голой пизды?» (Афанасьев 1997: 487). (Вспомним народную присказку: «Шутка шуткой, и т. д.».)

Мало того, половым поведением взрослые люди иногда со всей очевидностью напоминают маленьких детей. Мужчина целует женщину в грудь таким же манером, каким эту грудь сосет младенец. С другой стороны, нередко в роли младенца выступает она — когда он носит ее на руках. Любовникам также присуще ходить взявшись за руки подобно детям или матери с ребенком. Оба часто говорят друг другу «маленький» («маленькая»), «детка», повышают тон голоса при общении, «сюсюкают», отчего их вокальное общение приобретает характер «детского разговора» (см.: Morris 1994: 406-407).

Интересное явление представляет собой связь игровой борьбы с половым возбуждением. Согласно выводам Франса де Ваала о поведении обезьян бонобо, «среди подростков игровая борьба и щекотка могут перерастать в эротические игры» (de Waal 1989: 204. Курсив мой). У занятых игрой самцов некоторых видов обезьян отмечена эрекция пенисов. (То же явление наблюдается, когда у них чистят шерсть, см.: Dixson 1998: 151.)

На подобную взаимосвязь обратили внимание и сексологи. И.С. Кон высказал следующее мнение:

Условная агрессия и половое возбуждение, по-видимому, взаимодействуют у людей, как и у некоторых животных, синергически, взаимно усиливая, а иногда даже переходя одно в другое, тогда как враждебная агрессия и половое возбуждение большей частью антагонистичны: один импульс вызывает торможение другого. Например, у мальчиков-подростков эрекция часто возникает во время возни, силовой борьбы, но никогда — в настоящей драке (Кон 1989: 181).

Что касается взрослых людей, то во многих случаях игровая борьба двух особ разного пола (часто с отбиранием какого-либо предмета) или игра в погоню вызывают сексуальное возбуждение у обоих полов. Женщины иногда даже провоцируют мужчин на подобного рода игры. Смех, как правило, сопровождает их.

И еще о смехе и игре. Как уже говорилось, приверженцы «игровой» теории смеха связывают его происхождение со щекоткой, то есть с одним из видов псевдоагрессивного действия. По нашему же мнению, здесь речь должна идти только об игровом смехе, поскольку смех имеет несколько корней. Но даже и игровой смех — как знак игры — мог возникнуть, минуя элемент щекотки.

По своей сути игра в агрессию должна сопровождаться всеми возможными признаками агрессивного поведения, но признаками в условной, смягченной форме.